Незабудки

— Каждое лето потом я работала здесь, в санатории, — словно бы нехотя, вяло заговорила она, — работала все так же санитаркой, а зимой училась в Уфе. Только не на геолога, а на медицинскую сестру, чтобы закрепиться именно здесь. Я не могла не приезжать сюда. Ведь здесь я дышала тем воздухом, воздухом первой любви! И я ждала Виктора. Я знала, что он не приедет, и не хотела этого, но я его ждала. Ходила по нашим дорожкам парка, качалась в том гамаке, смотрела на те кусты… Не думайте, что это была психическая болезнь. Нет! Это было просто приятно, как приятно смотреть на фотографию близкого друга. Ненависти к Виктору я не чувствовала. Слишком хороши были те дни, чтобы его за них ненавидеть…

И опять она остановилась. Я ощущал ее прерывистое дыхание. Видимо, она вновь переживала все рассказанное. А я украдкой вглядывался в ровную синь ее глаз. Да, многое теперь мне было понятно.

— Все? — осторожно спросил я, боясь первым разрушить тишину.

— Нет, не все. — Маруся медленно провела ладонью по лицу. — Дело в том, что прошлым летом я встретилась с Виктором. Здесь же, в этом санатории…

— Вот как!

— Теперь он приехал больной. Страшно исхудавший, с туберкулезом гортани. Я его сразу узнала, он — нет, он меня не узнал. Я тогда уже третий год работала медсестрой, ассистировала как раз у отоларинголога. Прочитала санаторную карту Виктора, спросила мнение врача. Он покачал головой, ответил: «Не знаю. Плохо. Очень плохо». И прибавил: «Я разговаривал с ним. Несчастный человек. Неудачник. Учился на геолога, институт не закончил. Работает на перевалочной базе экспедитором. Трижды женился, разводился. Не нравились женщины, боялся иметь детей. А теперь, когда в жизни надвинулись грозные дни, оказался совсем один. Даже от комнаты ключи оставить некому — привез с собой».

Вскоре Виктор слег в постель. Началось тяжелое обострение. Я навещала его каждый день. Смотрела и все яснее сознавала, что он для меня совсем-совсем чужой, посторонний человек. Любви не осталось и следа. Любовь теплилась к тому, далекому Виктору, а этот мужчина, с влажным блеском в глазах, был для меня только больным пациентом. Он меня называл Мария Николаевна, я его — Виктор Петрович. О прошлом я ему не напоминала, молчал о прошлом и он. Словно мы и вправду виделись первый раз. Хотя, конечно, теперь он все уже вспомнил.

Срок путевки истекал. Здоровье Виктора не улучшалось. Главврач по моему настоянию написал письмо в ту организацию, где работал Виктор, с просьбой оформить продление путевки на второй срок.

Ответ пришел очень быстро. Директор сухо сообщал, что Виктор сделал подлог, растратил крупную сумму денег. Преступление раскрыто, и Виктор теперь будет привлечен к уголовной ответственности. Не может быть и речи о продлении ему путевки.

«Любуйтесь», — сказал мне главврач, подавая письмо.

Нет, нет! Всему, чему угодно, но этому нельзя было поверить!

«И что же вы намерены сделать? — спросила я. — Ведь не станут же все равно судить человека на больничной постели».

«Что сделать? Выпишу из санатория! Вообще-то он вполне может доехать домой. В крайнем случае — дам провожатого. Что же вы хотите больше? У нас не хватает коек для честных людей, я не могу в ущерб им содержать за счет санатория мошенников».

В этот день я дольше обычного просидела у Виктора, проверяя себя. Нет, и тени любви к нему не осталось. Любовь могла заставить забыть, что передо мною лежит мошенник. Уверившись в этом, я пошла в контору и уплатила свои деньги за путевку для Виктора на два месяца. Правда, тысячу рублей мне для этого пришлось занять. Сговорившись с бухгалтером, я убедила главврача, что организация ошиблась, с кем-то другим спутала Виктора в первом письме и, исправляя ошибку, сделала перевод.

Я поступила так только потому, что Виктора больше уже не любила. Подберете вы этому чувству какое-нибудь объяснение — не знаю, но я знала в то время, что Виктор скоро умрет… К концу второго месяца он умер…

Маруся поморщилась. Черточка над переносьем прорезалась глубже.

— Сообщили в организацию о смерти Виктора, — глухо заговорила она, — и снова получили ответ. Правда, не сразу. Новый директор писал, что Виктор обвинен был неправильно, что подлог сделал не он, а сам прежний директор и что коллектив организации благодарит администрацию санатория за внимание к человеку… Вот теперь все…

Голос Маруси становился все тише, отдаленнее; казалось, даже фигура ее почему-то теряла свои очертания. Она исчезала, сливалась с серой тенью у двери. Я стремительно вытянул руки, пытаясь схватить ее, удержать…

— Проснулись?

Я открыл глаза. Свежий утренний воздух заполнял палату. Ветви дубков на фоне бледного неба очертились особенно резко.

Склонившись, у постели стояла Маруся.

— Ну-ка, дайте ваш пульс, — сказала она и через минуту сообщила: — Девяносто два. Ого! Славно. Температура тоже понизилась. А сегодня ночью вам было очень тяжело. Я заходила несколько раз, и вы все время словно бы спорили с кем-то, повторяли какой-то один и тот же рассказ. Был сильный жар. Ну ничего, постарайтесь сноца заснуть. Сон укрепляет.