Незабываемые дни

Мастерская занималась не только производством мебели и гробов для гитлеровской армии. Она стала, по существу, пересыльным пунктом для беглецов из лагеря военнопленных, а также рабочих минских фабрик и заводов, которых по тем или иным причинам нужно было срочно отправить из города в партизанскую зону, главным образом в отряды Соколича. Мастерская наладила хорошие связи с заявочным бюро и паспортным столом городской управы, где работали свои люди. Были связи и в адресном столе. И когда появлялась нужда уничтожить какой-нибудь адрес, вызывавший излишнее любопытство гитлеровцев, это делалось довольно легко.

Слышеня работал несколько дней в мастерской, строгая доски, здесь же и ночевал на сосновых стружках. Потом перебрался на квартиру еще дальше на окраину и, по словам заведующего артелью, работал на квартирах заказчиков. В артели работали и столяры, не имевшие никакого отношения к подполью, и никто не обратил особого внимания на появление нового столяра.

От хлопцев, работавших связными, Слышеня узнал фамилии, клички, адреса явочных квартир, где можно было встретиться с некоторыми членами подпольного горкома. Среди этих фамилий были и знакомые. «Плохо, однако, работает горком, если так легко можно узнать о его членах и любой связной знает почти половину личного состава горкома»,— подумал Слышеня и начал действовать с исключительной осторожностью. У него были конспиративные адреса минских железнодорожников. На железнодорожном узле сильная и сплоченная партийная группа руководила целым отрядом диверсантов. Несмотря на все старания гестаповцев пролезть в железнодорожное подполье, это пока что им не удавалось. Слышеня уже решил пойти к минским деповцам, как по городу прокатилась волна арестов. Гитлеровцы арестовали и несколько членов горкома, а через три дня на городской площади повесили семь коммунистов. Среди них был и Старик, или, как звали его еще подпольщики, Батька. Он заведовал личным столом подпольного горкома. У него хранились все списки и адреса активных подпольщиков города. Когда узнали, что он арестован, многие подпольщики начали уходить из города или срочно менять документы и квартиры. Однако все обошлось довольно благополучно. Как стало известно, Старик, несмотря на то что его жестоко пытали, никого не выдал и не сказал, где прятал и куда девал списки подполья. По всему было видно, что его и некоторых товарищей кто-то выдал. Но никаких компрометирующих документов или материалов у него не нашли. Известно стало и другое обстоятельство: из арестованных выпущены на свобод}, как «безосновательно обвиненные», два человека, оба члены горкома. Один из них был секретарем горкома. Он арестовывался уже второй раз, причем первый раз будто бы бежал из тюрьмы, и товарищи, видевшие его в то время, рассказывали, что он был избит и измучен до невозможности. Фамилии обоих были незнакомы Слышене. Откуда они появились, при каких обстоятельствах попали в подполье, никто точно сказать не мог. Одного звали Ковалевичем, другого Зыбиным, первый и был секретарем.

Заинтересованный всем этим, Слышеня решил прежде наведаться к железнодорожникам. Он знал адрес одного старого железнодорожника, бывшего паровозного машиниста, ушедшего еще до войны на пенсию, но продолжавшего выполнять кое-какую работу в депо, чтобы только не покидать железной дороги и товарищей, с которыми сжился за долгие годы работы. Теперь, по сведениям, полученным Слышеней, этот старик железнодорожник служил сторожем в депо. Известно было Слышене, что он выполнял небольшие поручения горкома, главным образом по связи с железнодорожниками. Степана Ивановича Журицкого — так звали бывшего машиниста — Слышеня знал и лично. Еще в то время, когда Слышеню назначили заведующим транспортным отделом, он, временно, по рекомендации железнодорожников, устроился на квартиру к Журицкому, у которого снимал две комнатки в его старом доме в железнодорожном поселке за товарной станцией.

Журицкий давно был вдовцом. Два его сына жили отдельно, один ездил машинистом под Москвой, второй служил кадровым командиром в Красной Армии. Только изредка, в счастливые годы, наведывались к нему сыновья со своими семьями, и тогда одинокий, опустелый дом старого машиниста полнился щебетаньем, гомоном детворы, веселыми голосами.

Во время войны Журицкий выполнил два поручения Слышени, переданные ему через связных. Вот к нему и решил идти Слышеня, чтобы затем связаться и с другими рабочими депо, а также с некоторыми товарищами с вагоноремонтного завода. Но, не успев осуществить свое намерение, случайно встретил старика на улице. Журицкий шел с рынка, нес в кошелке кувшин капусты да с полдесятка соленых огурцов.

Когда Слышеня тихо окликнул его, он осторожно оглянулся по сторонам и, удивленно пожав плечами, пошел дальше. Он не узнал Слышеню. Слышеня догнал его и сказал прямо в лицо:

— Что же вы не узнаете своих знакомых, Степан Иванович?

Журицкий тревожно глянул на него старческими глазами и покачал головой:

— Нет, нет… простите меня, старика. Вы ошибаетесь, не знаю я вас!