Незабываемые дни

И все было бы хорошо, если бы не испортилась машина. Передние грузовики, не останавливаясь, поехали дальше. Шофер, которому помогали все, долго копался в моторе. Наконец мотор, чихнув раза два, завелся. Двинулись дальше. Начались объезды поврежденных мостов. Как всегда бывает в таких случаях, среди пассажиров нашлись «знатоки» местности, готовые указать самый короткий путь к Минску. Под вечер неожиданно выехали с пыльного проселка на Могилевское шоссе. Затем снова пошли объезды. Торопясь, не заметили, что нигде нет регулировщиков на дорогах, да и движение почти незаметно. Натужно ревя, машина едва ползла по глубоким колеям песчаной дороги. И едва успел кто-то сказать, что через час или полчаса они будут в Минске, как из ржи, сплошной стеной стоявшей по обеим сторонам дороги, выскочили десятка два гитлеровцев, и один из них громко крикнул по-немецки: — Руки вверх!

Шофер попытался дать полный газ, но увидел, что впереди, возле густого молодого сосняка, лежат цепью гитлеровцы. Два пулемета нацелены прямо на машину. Гитлеровцы окружили грузовик, заставили всех пассажиров слезть с него, предварительно отняв оружие. Скоро Майку и ее спутников немцы, под сильным конвоем, повели прямо по ржи, направляясь к лесу. Никто из спутников Майки не понял вначале, что же произошло и при чем тут немцы, если Минск уже взят и, как говорили в одной деревне, Советская Армия освободила несколько городков к западу от Минска. Кое-кто попытался вслух высказать свои сомнения, но гитлеровцы угрожающе щелкнули затворами автоматов, заставили всех замолчать. Тишина была неверной и недолгой. Еще минута — и воздух наполнился гудением множества самолетов, Конвоиры начали опасливо поглядывать на небо, настороженно оглядываться по сторонам. Гул моторов быстро нарастал, конвоиры утратили весь свой боевой пыл, а когда услыхали резкий свист первой бомбы, бросились кто куда. Одни ползли по бороздкам, другие бежали без оглядки по ржи к ближайшему лесу. По всему полю поднялись черные столбы земли. Мощные взрывы сотрясали воздух. Горел, как свечка, брошенный грузовик. А пронзительный свист бомб не прекращался, волна за волной проносились над полем самолеты, сбрасывая свой смертельный груз.

Майка и ее товарищи, ошеломленные и неожиданным нападением немцев и неожиданной бомбежкой, вначале растерянно прижались к земле. Они проклинали самих себя, что пренебрегли самыми простейшими мерами предосторожности, в результате чего и попали, как думали они, на линию фронта. Но какая же передовая, если впереди Минск? Решили потихоньку отползать по ржи в ту сторону, куда не бежали немцы, хотя немцев уже и не очень боялись. Довольно долго ползли среди ржи. Майка чувствовала, что ее покидают последние силы. И хотя бы глоток воды! Во рту так пересохло, что ей казалось, будто она слышит, как шуршит пыль на запекшихся губах. Она сорвала ржаной колос и начала жевать его. Острые ости кололи рот, но приятно освежала прохлада ржаных зерен, которые только-только начали наливаться. И вдруг немыслимая острая боль пронзила все ее существо, она скорчилась, припав лицом к земле. Когда приступ боли повторился, Майка глухо вскрикнула:

— Спасите меня, девочки!

К ней наклонились подруги. Оглянулись хлопцы:

— Что с тобой?

— Ничего, ничего… Я уже сама…

И она первая поползла дальше. Боль как пришла внезапно, так внезапно и ушла. Вокруг продолжало греметь, грохотать. К разрывам бомб присоединилась артиллерийская канонада. Казалось, над самыми головами с угрожающим шелестом проносились стремительные снаряды. Несколько снарядов упало совсем близко. Майка слышала, как со свистом пронесся над ней целый рой осколков. Потом несколько минут она ничего не слыхала. Лютая боль сковала тело и, казалось, поглотила все, что окружало Майку. И темное вечернее небо, на котором зажигались первые звезды, и близких ей людей, находившихся рядом, и густую, перепутанную рожь, и все запахи земли, и острый запах серы, долетавший оттуда, где рвались снаряды и бомбы. Майка лежала неподвижно. Вначале тихие, стоны становились все сильней и сильней.

— Боже мой, да ты собираешься рожать…— испуганно вскрикнула одна из подружек Майки, бросаясь ей на помощь.— Хлопцы, да где же они, давайте перенесем ее в лучшее место, хотя бы вон туда…

Впереди, на краю поля, темнело в вечернем мраке невысокое дерево. Сюда и перенесли Майку, положили ей под голову несколько ватников. И едва успели поудобней устроить ее, как адский грохот потряс воздух, будто сотни поездов, груженных камнем, обрушились на землю и сотни огнистых молний пронзили потемневшее небо. И сквозь гром и грохот прорвался новый звук, казалось заглушивший все и заполонивший небо, и землю, и трепетный воздух, разрываемый бомбами и залпами «катюш».

— Ку-у-га, ку-у-га! — слышался, крепчал настойчивый голос, которому подчинялись теперь все мысли и чувства людей, сгрудившихся под деревом, так гостеприимно встретившим приход на землю нового человека.