За эти слова он получил строгий президентский выговор и такой же строгий приказ: немедленно вернуться в Минск и захватить печать, а если позволят условия, то и всю канцелярию рады.
Господин Демидович-Демидецкий глянул на президента с явной иронией и ответил совсем спокойно:
— Свою голову, господин президент, я не могу спрятать в карман, как вашу печать. Обойдемся и без печати.
Началась долгая и довольно острая дискуссия, едва не приведшая к падению государственного кабинета… с тормозной площадки. К счастью, поезд тронулся, и правительство отбыло, как говорится, в западном направлении. Рассказывают, кабинет «спадара» Островского несколько раз заседал, решая вопрос: в каком городе им лучше всего обосноваться, чтобы вновь развернуть свою государственную деятельность. Но, прикованное к тормозной площадке, правительство так боялось утратить эту последнюю точку опоры, что проблема оставалась нерешенной.
А тем временем в Минске шла лихорадочная подготовка к обороне. Эвакуировали все, что можно было эвакуировать. Разгружали тюрьму, вывозя заключенных в Тростянец. Строили уличные дзоты, минировали дома, рыли новые окопы на подступах к городу.
С большой перегрузкой работал Тростянец. Массовые казни не прекращались ни днем, ни ночью. Специально построенная печь для сожжения трупов не справлялась с заданиями, расстреливать стали непосредственно в лагере, в огромном складе. Страшная гора из нескольких тысяч трупов достигала крыши. Склад подожгли. Желтый жирный дым поднимался над лагерем днем и ночью на протяжении целой недели. Наваливали трупы и на высокие штабеля бревен, лежавших около склада, но сжечь их уже не смогли, не успели.
Третьего июля Минск был освобожден советскими войсками. Фашистские палачи бросились спасать свои шкуры бегством. А тростянецкие костры пылали еще несколько дней, напоминая советским солдатам и партизанам об ужасной судьбе, которую готовили фашисты всем советским людям.
Наступление советских войск было таким стремительным, что фашистам не удалось осуществить своего злодейского плана — сплошного уничтожения всех домов Минска, уцелевших в первые дни войны. Они успели только заминировать крупнейшие здания — дом правительства, дом Центрального Комитета партии, театр оперы и балета, Дом офицеров и некоторые другие. Взорвать не успели. Частично им помешали сделать это группы подпольщиков, специально организованные для того, чтобы в нужную минуту дать решительный отпор гитлеровским поджигателям.
Столица Белоруссии была освобождена, перерезаны дороги на Вильнюс и Барановичи, взято уже несколько городов западнее Минска, а под самым Минском, к востоку от него, шли еще жестокие бои. Более ста тысяч солдат и офицеров четвертой гитлеровской армии очутилось в окружении в Минском котле.
Много пережили в дни освобождения партизаны Соколича. Днем и ночью они были на ногах. Задерживали гитлеровцев на переправах, спасали мирное население от лютых фашистских расправ, помогали армии громить отступавшие гитлеровские колонны, перехватывали группы гитлеровцев, пытавшихся вырваться из окружения. Каждый день приносил освобождение новым и новым районам. По мере приближения штаба Соколича к Минску все более мирными, гражданскими становились его функции. Оказание первой помощи пострадавшему населению, полное восстановление органов советской власти в освобожденных районах, сбор трофеев, помощь в разминировании дорог и населенных пунктов — тысячи и тысячи новых дел и забот. Непосредственно боевые задачи уступали место заботам о восстановлении всего, что было разрушено и уничтожено за три тяжких года гитлеровской оккупации. Когда партизаны увидели перед собой пылающий Минск, в котором шли еще ожесточенные бои, Соколич долго всматривался в знакомые очертания городами горький комок подкатывался к горлу, глаза застилала влажная пелена. Стараясь скрыть свое волнение, он говорил: — Не сегодня, так завтра мы начнем с вами новую жизнь. Как это славно, товарищи!
6