Незабываемые дни

Однообразное покачивание машины мешало отогнать дремоту. Но вот в памяти резко, отчетливо снова встало все пережитое за эти четыре дня, и сон сразу исчез. Сердце жгла улыбка маленького сына: немного виноватая, растерянная и вместе с тем полная затаенного детского лукавства. С такой улыбкой сын провожал его всегда. И в этот раз он проводил отца до самой калитки и, улыбнувшись таинственно, попросил:

— Я хочу сказать тебе, папа, что-то на ухо… И с видом заговорщика шептал ему:

— Хотя мама не любит собачек, но ты все равно привези мне маленькую-маленькую собачку, чтобы она потом выросла и стала такой, вот такой! — и он показал, какой должна стать собака.— Такой вот овчаркой…, А если хочешь, купи мне новый самолет, старый разбился, и мне нечем играть теперь в аэродром.

Сообщив отцу еще много разных своих секретов, он ласково улыбнулся:

— Ты торопишься на службу. Иди, я тоже пойду. Я сегодня дежурный по аэродрому.

И он побежал к «аэродрому», который строили дети всего двора в зарослях густого малинника около забора. Там были и подземные ангары, выложенные из кирпичей, и взлетные дорожки, и даже целое озеро, сделанное из стекла. В самой чащобе притаился видавший виды плюшевый мишка, стояли «автомашины», на нитках висели над аэродромом «самолеты», всюду валялись разные детские игрушки.

Улыбка сына навсегда осталась в памяти. Через месяц ему пойдет седьмой год… Пошел бы… Где же он теперь, где незабываемое тепло его светлой улыбки? А жена? Как произошло, как случилось страшное, непоправимое?… Кто же думал, кто мог сказать? Сотни верст до границы! А когда спохватились, было поздно… И в город не было уже дороги… Военные части отходили по дорогам с боем.

Да, с боем…

Мысли вернулись к важному боевому заданию, которое поручено ему. Нужно торопиться. За рекой стоит небольшой заслон на болоте, обороняет подступ к переправе. Заслону приказано биться до последнего патрона, до последнего вздоха и как можно дольше сдерживать ошалелый натиск немцев, чтобы за это время успели переправиться за реку основные силы, боевая техника. Все перебрались давно. С заслоном связь нарушена. И вот ему, комиссару, дали приказ немедленно снять заслон. Живы ли они там, удержались ли?

Равномерно гудит мотор, успокаивающе шелестят шины. Старая «эмка» мчит и мчит, поскрипывая рессорами, тихо дребезжа расшатанными дверцами, помятым ржавым крылом. Позевывает шофер и крепко-крепко сжимает баранку руля, чтоб не задремать, не пропустить поворота.

Когда машина, натужно загудев, начала взбираться на гору, впереди блеснул красный огонек, еще и еще.

— Вот дьяволы, нашли место, где машины останавливать…— недовольно буркнул шофер, доставая путевку, пропуск.— Товарищ батальонный, товарищ батальонный, готовьте документы,— обратился он к комиссару.

Красный огонек настойчиво блеснул еще раз. Машина остановилась. Посвечивая фонариком, к машине подошли трое военных. Комиссар заметил зеленые фуражки, несколько кубиков на петлицах переднего. Тот козырнул, представился:

— Патруль пограничных войск! И уже официально:

— Предъявите, пожалуйста, документы! Комиссар недовольно поморщился,— такая досадная задержка! — и достал удостоверение из кармана гимнастерки.

Лейтенант взял удостоверение, прочитал вслух:

— «… Батальонный комиссар Андрей Сергеевич Блещик…»

Он повел фонариком, будто лишний раз хотел убедиться в подлинности документа и помещенной в нем фотокарточки. И когда блестящий луч фонарика остановился на лицах комиссара и шофера, из-за руки, державшей фонарь, грянуло несколько выстрелов. Шофер обвял и повалился всем телом на баранку руля. Комиссар соскользнул с сиденья, наклонился к земле и загородил своим телом выход из машины.

— Снять, обыскать! — послышалась немногословная команда.

Двое бросились шарить по карманам, но быстро прекратили обыск, так как неподалеку, на горе, заметили несколько машин, шедших с запада. Видимо, это были самые последние, отставшие машины, которые торопились теперь как можно скорей нагнать свои колонны.

— Бросай под откос, поедем!

Теплые еще, податливые тела убитых бросили под уклон, и они покатились вниз, отрясая росу с густой травы, с низких лозовых кустов, которыми заросла обочина шоссе. Военные ловко развернули машину, погрузили в нее два небольших чемодана и быстро помчались назад, на восток, догоняя прошедшие части.

Все произошло быстро, молниеносно, и в старой «эмке» с новыми хозяевами царило радостное оживление. Лейтенант напевал под нос какую-то песенку, его помощник говорил ему:

— Все же на земле спокойней, уютней, чем там, в заоблачной вышине. Что ни говори, а я отдаю предпочтение обычному земному транспорту.

— Ну, это мы еще увидим, где лучше.

Новый шофер зорко смотрел вперед, осторожно правил машиной.

Проплывали по сторонам зубчатые ели, раскидистые придорожные сосны. В обманчивом лунном свете они приобретали мягкие, причудливые очертания.

Впереди мелькнули красные огоньки. На освещенном луной пригорке пассажиры «эмки» заметили длинную очередь машин.