— Разрешите-ка… — княжна протянула руку к бутылке, но Очкарик испуганно отпрянул.
— А вы меня… не заставите снова… а?
— Дай сюда! — оборвала его Ольга, и Очкарик немедленно отдал ей бутылку.
Княжна повертела ее в руках, заглянула в горлышко и с одобрением кивнула.
— Здесь он!
— Кто? Ифрит? — удивился Гонзо.
— Почему ифрит? Настоящий… — тихо ответила княжна. — Вот ведь какая штука! Даже не знаю, что делать…
— Как это не знаешь? — Гонзо склонился к Ольге и зашептал ей в ухо. — Ты что, не можешь его вытащить?
— Вытащить этого не трудно, — прошептала княжна, еще раз заглянув в бутылку, — трудно того посадить…
— Почему? — спросил Христофор.
Ольга как-то странно, беспомощно захлопала своими длинными ресницами.
— Жалко…
— Да ты что?! — просипел ей в ухо Христофор. — Соображаешь, что говоришь? Это же ифрит!
— Я понимаю, — горько покивала княжна. — И все равно — жалко.
— Да как можно такого жалеть?! — горячился Христофор, не особенно даже понижая голос. — Слизняк! Манная каша! Таких надо в стаде держать, чтобы удобней было доить.
— Ошибаешься, — прошептала в ответ княжна. — Это тоже характер. И не такой уж слабый. Даже ифрит ничего не смог с ним сделать — он как был Очкариком, так Очкариком и остался. У него в крови отвращение к убийству и насилию, а ифриту такие чувства вообще недоступны. И потом… он такой несчастный! Не могу я просто так его в бутылку загнать!
— Вот женщины! — пробормотал Гонзо. — Найдут же кого пожалеть! Я, может быть, тоже несчастный! Почему меня никто не жалеет?
— С тобой после, — жестко сказала княжна. — А сейчас… у меня, кажется, появился план…
Она повернулась к Очкарику и протянула ему бутылку.
— Я думаю, нам незачем играть в кошки-мышки, — сказала она. — Лучше будет, если вы узнаете всю правду.
— Правду? — со страхом переспросил Очкарик. — О чем правду?
— О самом себе, — сказала Ольга. — Дело в том, что вы не человек…
Гонзо схватился за голову.
— Оля, что ты делаешь?! — тихо произнес он. — У тебя переутомление!
Очкарик нахмурился.
— В каком смысле — не человек?
— В прямом. Вы — существо из другого мира. Конкретно — из пространства ТИОН-500.
— Да какое еще существо? Вы о чем?
— В вашем мире такие существа известны как джинны или ифриты. Читали «Тысячу и одну ночь»? Там они довольно подробно описаны.
— Постойте! — Очкарик нервно усмехнулся. — Вы что, хотите сказать, что я джинн, что ли? Из лампы? Что за бред?!
— И я говорю — бред, — вставил Гонзо.
— Я бы сказала точнее: вы — ифрит. Из бутылки. Вот из этой самой.
Очкарик недоверчиво покачал головой.
— Знаете, эту бутылку я в первый раз увидел совсем недавно. А себя, извините, помню с раннего детства…
— Не себя. У вас чужая память.
— Как это — чужая?
— Вы скопировали память того человека, которого вместо себя посадили в бутылку.
— Просто сумасшествие какое-то! Кого это я посадил в бутылку?
— Настоящего Очкарика.
— Что-то не припоминаю!
— Разумеется, вы не припоминаете, ведь сначала вы его посадили, а затем, по обычаю всех ифритов, сами стали Очкариком. У вас его тело, его сознание и память. Различия существуют только на молекулярном уровне. Да еще разве что вот это…
Ольга быстро наклонилась к ботинкам Очкарика и дернула за шнурок. Со звонким щелчком шнурок отломился — он, как и весь ботинок все еще оставался каменным.
— Вы не припомните за собой в детстве способности превращаться в памятник? — спросила Ольга, протягивая Очкарику обломок шнурка.
Тот покосился на шнурок, но в руки не взял.
— А мастерить мышеловки из каменных плит? — продолжала Ольга. — Не приходилось в детстве? Ведь нет? Эта способность появилась у вас недавно. Именно после знакомства с Федулом. В тот день, когда вы встретились в ресторане, Колупай подарил ему бутылку «Наполеона». У Колупая было две таких бутылки, полученных с Дороги Миров. Знаете, кому он подарил вторую?
— Кому? — живо спросил Очкарик.
— Амиру, — ответила Ольга.
— Вот черт! — пробормотал Очкарик. — Но откуда вы знаете?
Ольга подозвала графа и вынула у него из сумки вторую бутылку.
— Вот она. Амир открывал ее сам, поэтому ифрит превратился именно в него.
— И где же теперь настоящий Амир?
— Вот это мне не известно, — призналась Ольга. — Наверное, для него нашелся более удобный сосуд. По правде говоря, у меня нет желания его разыскивать и освобождать — город проживет как-нибудь и без Амира. Главное, что мне удалось поймать ифрита и посадить его обратно в бутылку.
— А зачем он вам?
— Это не важно. Он мой. Он был у меня украден. Также, как и второй…
Ольга в упор посмотрела на Очкарика. Тот понимающе кивнул.
— Значит, теперь пришла моя очередь? Я, значит, ифрит, а здесь, в бутылке — настоящий Очкарик. Так?
— Да, — просто сказала Ольга. — Вон он сидит. В сжатом, искривленном пространстве и во времени, замедленном в тысячи раз… Сидит с того самого момента, как соскоблил печать и выпустил из бутылки ифрита.
— Постойте! — Очкарик поднялся на ноги. — Так он ничего и не знает? О том, что было потом…
— Конечно, не знает. Он заморожен во времени.
Лицо Очкарика вдруг просветлело.