Нездешние

– А, да. Верно. Я забыла, что предупреждала тебя. – Ее улыбка становится шире. – Ну, я не умерла. Скажем так: я хотела испытать, что известно моим противникам. И обнаружила, что они многого не знают. Я боялась, что им известен способ меня убить – как-никак они старше меня и всегда знали больше, но сейчас не так. Может быть, они так долго просидели в ловушке, что забыли, как мы деремся.

– Ладно, – повторяет Болан, которому с каждой секундой все неуютнее.

Она долго и серьезно рассматривает его. Болан, неловко уставившись в землю, ждет. Он впервые ведет такой длинный разговор лицом к лицу с начальством – если эта девчонка его начальство, в чем он не уверен. Ее словно выпустили из психбольницы или из тюрьмы, будто она так долго просидела взаперти, что забыла, как разговаривают нормальные люди.

– Тотем отправлен в каньон? – спрашивает она.

– Да. Я еще вечером послал своих отвезти ящик.

– И у тебя нет причин ожидать сюрпризов?

– Нет. А надо ожидать?

Она снова упирается в него взглядом – диким, безумным взглядом сектанта или уличного проповедника.

Раздражение заставляет Болана забыть о страхе.

– Так все-таки… зачем я здесь?

– Ты здесь, чтобы я тебе кое-что показала. – Она поворачивается к пещере. – Сюда.

Неловко переставляя ноги, она подходит к отверстию и, не оглянувшись, скрывается в нем.

– Дерьмо, – бранится Болан и чуть не роняет фонарик, догоняя ее.

Пещера довольно просторная и высокая – пригибаться не приходится. И на удивление ровная, словно ее пробурили или высекли в скале. Но стены поблескивают, как от влаги, а когда он протягивает руку потрогать, девица в панаме предостерегает: «Я бы не стала», – и Болан с ней не спорит.

– Где мы? – спрашивает он.

– У тебя есть штаб, – отвечает девушка, – и у меня тоже. Здесь мы собирались.

«Мы?» – думает Болан. И озирается, высматривая, не следует ли кто за ними.

– Вы когда-нибудь были отверженным, мистер Болан? – спрашивает девушка.

– А? Отверженным?

– Да.

– Не думаю.

– Это переживание не из приятных. Нам всем хочется к чему-то принадлежать. У каждого есть семья, сообщество, иерархия. И всем нам хочется хорошо выглядеть в глазах тех, кто выше нас. А когда тебя этого лишают – отстраняют, забывают, хотя ты так заслуживаешь внимания, – можно ли представить что-либо хуже?

Болан приходит к выводу, что сейчас самое время проявить дипломатичность.

– Не могу.

Он не поднимает луч фонаря выше пола. Следит за двухцветными туфельками девицы, переступающими по полу тоннеля. Но в какой-то момент стены уходят из виду, и он понимает, что они вступили в огромный пещерный зал.

А девушки больше нет. Болан один со своим фонариком стоит у входа в огромную каверну. В ней слышны звуки: тот же влажный, плещущий звук, для которого он не может подобрать иного слова, кроме как «ползучий». Что-то там движется, понимает он. Может, его приход потревожил тех – кем бы они ни были.

Метнувшаяся из темноты рука хватает его за кисть, в которой зажат фонарик. Вскрикнув, Болан изворачивается и видит девушку в панаме.

– Я бы на твоем месте светила только на меня, – тихо говорит та, – и на то, что хочешь рассмотреть, а больше ни на что.

– Почему?

– Потому что там в темноте кое-что есть, мистер Болан. И я не думаю, что вам хочется это видеть.

Шум в пещере усиливается. Свихнувшийся в истерике слух подсказывает, что он слышит яму, полную змей, спрутов в подземных озерах, ворочающихся в грязи аллигаторов… Он смотрит в круглые, безумные глаза девушки – та тяжело дышит. Щеки ее раскраснелись. Болану она неприятно напоминает подружку школьных времен – та так же румянилась, когда на нее находила охота, словно страдала от жара и умерла бы, если бы тотчас не сбросла одежки.

– Знаешь, почему я заручилась твоими услугами? – спрашивает девушка.

Болан перебирает несколько ответов, но все они наверняка неверные.

– Вообще-то нет.

– Я связалась с тобой, – говорит она, – потому что добивалась воссоединения.

– Да ну?

– А с некоторыми людьми это очень трудно. Некоторые не хотят ни с кем воссоединяться. Уверяют, будто им и так хорошо. Хотя никому, – медленно, с проблеском страха во взгляде продолжает она, – на самом деле не хорошо – верно?

– Думаю, в этом что-то есть.

– Да. Они несчастливы. – Она смотрит в темноту, словно что-то в ней видит. Поразмыслив, обращается снова к Болану, и в ее глазах блестит понимание. – Смотри. – Она с силой поворачивает его руку – паршивка сильна как бык, – направляя луч на то, что лежит под стеной пещерного зала.

Там белеет жила какого-то минерала, фута четыре высотой и около шести в толщину. Похоже, что туда тысячелетиями падали капли с потолка, оставляя осадок… того, что лежит теперь на полу. Девушка подтаскивает туда Болана и касается груды осадка рукой – он распадается мучнистой пылью.

Она подносит к лицу Болана пальчик, выпачканный в порошке.

– Знакомо?

Присмотревшись, Болан начинает понимать, на что она намекает.

– Это… нет! Не может быть.

Она смеется.

– Они и сейчас его делают. Ты что, не слышишь?