Нездешние

Тут Моне вспоминается сон, виденный в последнюю ночь в материнском доме: как она проходит по коридору и видит свое отражение, выдергивающее лампочку с потолка, чтобы запихнуть себе в глотку. Так что свет пронизывает ткани и мембраны мягким розовым сиянием…

Теперь она понимает: в том сновидении был смысл. Смысл, который Мона не умеет сформулировать, не умеет даже назвать, но в нем выражалась глубокая грусть, понемногу накрывшая всю ее жизнь. Она пуста. И эта пустота делает ее чудовищем.

Она думала, это из-за потерянной дочери, оттого, что все обещания и надежды на новую жизнь и новую любовь разлетелись осколками стекла и металла. А может, и не так. Может, она всегда была такой: чудовищной, чужой, пустой, выпотрошенной.

Слова Келли питают страх, которого Мона так долго старалась не замечать, из-за которого испытала болезненное, извращенное облегчение от потери ребенка, потому что могла ли она – холодная злобная сорвиголова, рожденная (так она когда-то считала) шизофреничкой с суицидальными наклонностями, стать хорошей матерью? Не лучше ли было ее ребенку умереть, чем жить с такой негодной матерью? Она негодное создание. Недоделанное, уродливое существо, созданное уродливым, негодным существом. От взгляда на мать как на безумную скорбную шизофреничку не так далеко до того, чтобы увидеть в ней что-то совсем… другое.

– Тогда зачем я здесь? – тихо спрашивает Мона.

– В каком смысле – здесь? – уточняет Келли. – Здесь – во плоти? Или здесь – в Винке?

Мона не отвечает, и не только потому, что вопрос кажется ей глупым: просто у нее нет сил заговорить.

– Ну, на один из этих вопросов я точно знаю ответ, – продолжает Келли. – Позволь спросить, Мона, – как умерла твоя мать?

Моне не хочется скатываться еще глубже в эту тему. Все же она отвечает:

– Покончила с собой.

– Понимаю, – кивает Келли. – И готов поспорить, что знаю, какого числа это случилось. В тот день, когда моя семья появилась здесь. Так?

Мона медленно моргает. Она так устала, слишком измотана, чтобы обрабатывать информацию.

– Да, – рассуждает Келли. – Матери, конечно, пришлось вернуться в наш мир, когда она сочла, что пришло время начинать. И хотя для этого есть не один способ, смерть посредника представляется мне самым простым. – Он задумчиво трет подбородок. – Я помню… когда Она передала себя в этот мир – в доктора Альварес, – то будто впала в крепкий-крепкий сон. Как бы уснула навеки, умерла для разваливавшегося вокруг нас мира. А потом однажды, когда я уже перестал надеяться, проснулась. Она ничего не объясняла – по своему обыкновению, – но заставила нас обещать две вещи: ждать ее здесь, в том месте, где мы окажемся, потому что ее некоторое время не будет – совсем недолго. И второе – всегда повиноваться следующему по старшинству и не причинять друг другу вреда. Перепуганные, растерянные, мы легко согласились, и тогда в наших небесах ударила молния…

И, конечно, мы тотчас оказались здесь. Но Она уничтожила себя этим усилием. Я до тех пор никогда не видел, как умирают мои родичи – мы во многих смыслах существуем вне смерти, – но и того, что совершила Мать, не делал никто из нас. А может быть, Она знала что-то еще… знала, что Ее гибель высвободит разрушительную энергию, которая создаст проход между мирами – как бы пробьет дыру в стене. Может, не умри Она, нам ни за что бы не попасть сюда.

Ее не было гораздо дольше, чем «совсем недолго». Я решил, что Ее больше нет. Совсем нет. Но не так давно до меня дошли известия о странных совпадениях. Во-первых, умер Веринджер – его смерть всех всполошила, но мне представлялась не такой уж невероятной после смерти Матери и прочего. А потом я снова начал замечать огни на плато… как будто лаборатория, зеркала которой, в сущности, привели нас сюда, – снова работает.

И, наконец, твое появление, Мона. Тебе все это не кажется странным?

– Я приехала просто потому, что умер мой отец и мне по наследству достался этот проклятый дом.

– Да-да. Но очень похоже – как звучит это причудливое выражение? – что звезды сложились так, чтобы привести тебя сюда. Разве нет?

«А как же, – думает Мона. – Что же еще?»

– Я не отрицаю, что тебя привела сюда смерть отца, – продолжает Келли. – Но отмечаю, что его смерть – как и смерть твоей матери – совпала с некоторыми событиями в Винке. В данном случае – со смертью Веринджера.

– Ты не хочешь ли сказать, – сердится Мона, – что кто-то добрался от Винка до клоповой дыры в Техасе, чтобы устроить моему отцу удар, из-за которого я унаследовала дом, что и привело меня в Винк?

– Нет, – отвечает Келли. – Я только намекаю, что смерть одного из членов моей семьи, видимо, высвобождает большую энергию, которая рябью расходится по материальному миру. Мать даже смогла использовать свою смерть для переноса в этот мир. Если Веринджер умер рядом с фокусом энергии этого типа…

– Линзы, – вырывается у Моны.