Читаем Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни полностью

Я по-прежнему сочинял подмётные письма, но уже без рвения, чудное ощущение новизны давно прошло, чувства юмора поубавилось. И сколько я зелёных деревьев на скучную бумагу перевёл! День был похож на другой. Поднимаясь с постели, я не сразу мог вспомнить, что сейчас на дворе: зима или лето, весна или осень. Глаза слипались, какая нынче погода, я узнавал по радио. Я даже не сразу вспоминал, кто у нас сегодня занимает должность Генерального Секретаря КПСС. Вроде бы всегда был Брежнев... Нет, уже не Брежнев, а Андропов. Нет, Андропов был вчера, а сегодня, наверное, Черненко. Радио мне и тут помогало, спасибо Попову и Маркони. А вообще-то хрен с ними, с вашими генеральными секретарями. Я ни с кем из них — бог миловал! — не пил ни чаю, ни водки. Но в газете я всё равно был на хорошем счету — сказывался опыт. Казалось, что так всегда и будет.

Но тут в кремлёвские палаты командорским шагом вступил Михаил Сергеевич Горбачёв со своей супругой Раисой Максимовной, звёзды на башнях засветили непривычным прельстительным светом, люди зашептались о советах трудовых коллективов, которые вот-вот станут управлять отдельными учреждениями, а потом и всей огромной страной. Тут-то и началось! На изумлённых глазах скупая хроника вырастала в эпос, чего я не ожидал. А кто ожидал, кто желал этого эпоса, скажите на милость? Мы желали здоровья себе и своим немногочисленным близким. На большее не хватало воображения.

На короткое время вещество воздуха сделалось иным. Будто провели в Московию воздухопровод то ли с горных гордых вершин, то ли из вольных прерий. На такое же короткое время стало без труда выговариваться: «Мы, народ...» Всё вместе это называлось «перестройка и гласность». В перестройке не хватало ясности, а вот гласности я радовался. Журналы выдавали миллионные тиражи, книга за книгой они перепечатывали мою самиздатовскуто библиотеку. Такое полное совпадение удивляло меня. Так что нового я почти ничего не узнал, а вот люди узнали, превратились в единомышленников. Это-то и хорошо! Если они прочтут ещё пару романов и мемуаров, всё станет другим: и страна, и люди. Так казалось. Хотелось взяться за руки, хотелось обняться, пустить ноги в пляс. Всё-таки дожили! Дожили до колдовства и полёта, о чём так сладко мечталось в Грабовце.

Читали жадно: в транспорте, на работе, дома. А ты читал? Да, мы читали и ещё прочтём! Какие же мы были дураки, что ничего не знали! Какие они подлецы, что прятали истину в бронированном спецхране! Лица прибавляли в одухотворённости и интеллектуальности. Так показывали замеры IQ. Чтение отнимало много времени, производственные планы перестали выполняться. Наиболее передовые читатели отважно понесли на помойку полные собрания сочинений Маркса-Энгельса и даже Ленина. Начитались, хватит! «Капитала» вашего начитались, «Государства и революции». Шершавые коричневые обложки больше никому не нужны! Коричневый — цвет фашизма! Долой! Теперь уже окончательно. Теперь мы будем ласкать подушечками пальцев и прозревшими очами другие обложки, гладкие и цветные! Под ними понаписана чистая правда, стоит только открыть! И сами тоже не хуже напишем, мы умеем писать неподкупно, честно, изобретательно! Мы же — самая интеллектуальная и читающая нация в мире! У нас — огромный потенциал.

Однако собственно перестройка обернулась не ремонтом, а жуткой ломкой. Дело в том, что не все читатели оказались неподкупными, честными и изобретательными. Обижаться не стоит, на то они и читатели, даже если они лучшие в мире.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза