Нездешний человек. Роман-конспект о прожитой жизни

Я устал раньше других и лёг, потом услышал, как прокрался Гашиш. Было холодно, изо рта вырывался ноздреватый пар, после такой дозы печку Иван не топил. Не до печки было, уже не подняться. Гашиш заснул быстро, спал, может, и крепко, но всю ночь вскрикивал. В основном непечатно. Из человеческих слов я разобрал: ноги врозь! руки на голову! убью, черномазая сука! До конца его ещё всё-таки не отпустило.

Наутро Гашиш обошёл избу кругом и остался доволен. «Хороший дом, некрашеный и неказистый, внимания не привлекает. Никто не подумает, что я тут. Стены бревенчатые, автомат не возьмёт, пуля застрянет, окна маленькие, амбразурные, местность простреливается неплохо. Только соседняя изба не на месте стоит, отстреливаться мешает. Ничего, будет надо — взорвём. Взрывчатку я захватил. Какое-то время продержимся». Когда в Москве мы обсуждали, что нам может в дороге понадобиться, про взрывчатку Гашиш не упоминал. Нет ли у него в рюкзаке и ещё чего-нибудь, вроде подарочного набора ядов или портативного лазера?

«Нет, лазера, к сожалению, не захватил. Он не такой большой, но тяжёлый, через два перевала не дотащить. Я по снегу ходить отвык, а ты — филолог, какой с тебя спрос? Ничего, обойдёмся взрывчаткой».

Гашиш заглянул в отдельно стоящий нужник и тут же вышел. «Отвык от родины. Там такая в очке выросла наледь, что нужно её топором колоть. А то дупе холодно». Смотри-ка, напился пьяный, а словечко местное всё равно запомнил. Гашиш полез по вчерашней тропе на склон — по большой надобности. Никакой одышки, не организм, а наградные часы. Чёрная точка исчезла за перевалом.

Когда он возвратился, хозяйка уже развела в очке костёр и растопила лёд. Он стёк в яму, воняло палёным дерьмом, следовало затаить дыхание и зажать пальцами нос. Просто так не войдёшь. Никто и не заходил. Давешние мужики, опившись альдегидами, ещё спали непробудным сном, храпели, портили горный воздух. Пробежала мимо лиса, да и та фыркнула, тявкнула, взметнула снег. Описала хвостом огненный круг и исчезла. Будто никого и не было, никаких следов на снегу не осталось. Не лиса, а настоящий оборотень. На её месте оказалась обыкновенная ворона. Покосилась, каркать не стала и тоже улетела по морозному воздуху в другую страну. То ли в Венгрию, то ли в Чехрсловакию, то ли в Польшу. Туда, где жизнь посытней и встают пораньше. Граница близко, воронам разрешено. В небе никаких следов не осталось. Воронам не положено.

В Грабовце мы отдыхали на славу. Народу на склоне не было никого, возможность столкновения лыжников исключалась, вот мы и гоняли на полной скорости до полного изнеможения. Подъёмник в селе имелся, его построил львовский политехнический институт, но студенты сдавали зимние экзамены, а преподаватели их принимали. Не до лыж было. Так что мы с Гашишом были царями этой большой горы с буграми навыкате. На буграх хорошо трясло, сорные мысли оставались у подножия. С утра Иван включал нам подъёмник, денег не брал, уходил в лес. Уходя, над нами смеялся: вроде солидные мужики, обладатели питьевого спирта, а гоняются по горе, будто парубки, будто студенты. В вашей Москве все дураки или всё-таки имеются люди серьёзные?

Укатывались за день так, что желания пропадали. Только вот кушать очень хотелось. Супчику в сумерках похлебать, тушёночки навернуть или голубцов с варениками. Потом хозяйского травяного чайку поцедить, сгонять шахматную партейку, во время которой мы оба клевали носом. Доигрывание по-гроссмейстерски откладывали на следующий день. Потом на другой. Это была самая длинная партия в моей жизни.

Хозяйка кормила нас отменно, особенно после того, как Гашиш заговорил ей зубы. Она пожаловалась на острую боль, он потушил свет, велел ей снять с головы шерстяной платок, нацепил на уши бельевые прищепки и забормотал на каком-то африканском наречии. При коптящей свече хозяйка выглядела не так неказисто, как днём. От ужаса она упорно молчала, что было нелишним и добавляло ей очарования. Местный выговор был резким и лающим, иногда создавалось впечатление, что эти люди всегда ругаются. А они просто выясняли, привезли ли в магазин хлеб.

После сеанса хозяйке полегчало, в наш рацион добавилось парное молоко и пироги с картошкой. И эта пища тоже усваивалась прекрасно, но местный нужник мы так и не освоили, ходили на перевал, где нас никто не увидит. С перевала открывался потрясающий вид на эту бедную землю, где электричество казалось капризом. Справив большую нужду, мы от восторга кричали. Исключительно для себя. Слава богу, что никто нас не слышал, только ёлки. Слава богу, что мы никого не слышали. Бывало, что и свистели. Гашиш — в два пальца, ну а я — колечком. Выходило заливисто, но звук всё равно растворялся в снежном просторе, ветер разносил его в клочья, на перевале всегда задувало. Мы для себя кричали, для себя свистели и опорожняли желудок на белый снег. Несмотря на наше присутствие, он всё равно сиял и лоснился.