Нездешний (трилогия)

— Ты полагаешь, что землекопу это не по разуму?

— Нет-нет. — Кисуму стиснул Ю-ю за плечо. — Я не хотел тебя обидеть. Хотел только сказать, что всю жизнь отказывал себе в удовольствиях. Ни вкусной пищи, ни крепких напитков, ни женщин, ни игры. У меня нет ничего, кроме той одежды, что на мне, меча и сандалий. Я жил так, потому что верил в орден раджни. У меня была благородная цель. Теперь я вижу, что всё это было основано на лжи. Наши предки, чтобы выиграть ту войну, попросту последовали примеру врага. Ни чести, ни благородных устоев. Что после этого моя жизнь?

— У тебя есть и честь, и устои. Ты большой человек. Какая разница, что было в прошлом? Когда я только начал рыть землю, нам говорили, что глубина котлована должна быть четыре фута, а после первого же землетрясения все наши новые дома обвалились. В котловане должно быть не меньше шести футов глубины, вот так-то. Рыли мы, рыли, и всё насмарку. Но это не делает меня плохим землекопом. Я великий землекоп. Легенда среди землекопов.

В это время к ним подошли Рен Танг и Сонг Чжу.

— Каковы будут твои приказания, приа-шатх? — спросил воин в красном.

— Знаете ли вы, что надо делать, чтобы Врата не открылись? — спросил в свою очередь Ю-ю.

— Конечно. Для их заклятия использовалась сила риадж-норских клинков. Мы должны собраться у Врат и приложить к ним свои мечи.

— Всего-то? — удивился Ю-ю. — Подходишь к воротам и стукаешь в них мечом? Это мы и сами могли бы!

— Для этого понадобится больше двух мечей, — сказал Рен Танг.

— Сколько же? — спросил Кисуму.

— Десять, двадцать, а может, и все, сколько есть, — не знаю, — пожал плечами Сонг Чжу. — Но это не поможет, если Врата открылись полностью. Надо дойти до них, пока этого не случилось — пока они ещё голубые.

— Голубые? — повторил Ю-ю.

— Я видел, как накладывали первое заклятие. Сначала в проёме сверкала белая молния, потом она стала бледно-голубой, как зимнее небо, затем цвет сделался ещё гуще и под конец стал серебристым, как меч. После свет померк, из серебристого превратившись в серый, и перед нами оказалась стена. После отбора Глиняных Людей нам сказали, что в случае истощения чар цвета будут меняться в обратном порядке. Когда свет станет белым, чары падут. Если же мы сумеем довести его до серебристого, Врата закроются наглухо.

— Пошли тогда скорее, — сказал Ю-ю.

Элдикара Манушана мучила дурнота. Беседа оказалась болезненнее, чем когда-либо прежде, поскольку невыносимо затянулась. Но дурно Элдикару было не из-за неё, а из-за пыток, которым Дерёш Карани подверг Мадзе Чау. Старик оказался крепче, чем можно было предположить, учитывая его изнеженность. Язвы, разъедающие плоть, не сломили его, но мучительная головная боль ослабила его решимость, а черви, кишащие в ранах, ещё больше подточили её. Наконец проказа полностью отдала его во власть Дерёша Карани. Зрелище гниющего и распадающегося тела оказалось не по силам маниакально брезгливому старику.

— Хорошо, что ты подарил ему лишних двадцать лет, Элдикар. Без этого он не пережил бы таких страданий.

— Истинно так, повелитель.

— Я вижу, тебе тоже худо.

— Беседы всегда трудны для меня.

— Как по-твоему, из него можно выжать ещё что-нибудь?

— Думаю, что нет, повелитель.

— Что ж, довольно и того, что мы узнали. Серый Человек — это наёмный убийца, известный когда-то под именем Нездешнего. Поразительно: Ниаллад всю жизнь провёл в страхе перед этим человеком, а теперь путешествует вместе с ним.

Элдикару казалось, что голова у него сейчас лопнет. Он привалился к стене подвала.

— Нельзя быть таким слабым, Элдикар. Бери пример с нашего чиадзе. Ну хорошо, можешь быть свободен.

Избавление от боли вызвало у Элдикара громкий крик, и он упал на колени. В подвале было холодно. Маг прислонился к стене. Рядом сидел потерявший сознание, привязанный к стулу Мадзе Чау — голый, весь в гнойных язвах и белых пятнах проказы. По его костлявым ногам ползали черви.

«А ведь я хотел стать целителем», — подумал Элдикар. Вздохнув, он встал, подошёл к двери и оглянулся на умирающего. Здесь никого не было, кроме них двоих, — даже часовых не поставили у незапертой двери, а Дерёш Карани уже утратил всякий интерес к этому человеку. Элдикар вернулся к Мадзе Чау, сделал глубокий вдох и возложил руки на его покрытое кровавой коркой лицо. Чары Дерёша Карани имели большую силу, и всего труднее было искоренить проказу. Элдикар работал молча, сосредоточенно. Для начала он истребил червей и залечил язвы. Старик застонал и начал приходить в себя. Элдикар погрузил его в глубокий сон и продолжил свой труд. Сосредоточив в руках всю свою силу, он слал жизнетворящую энергию в жилы Мадзе Чау. С закрытыми глазами он отыскивал очаги болезни и постепенно убирал их.

Он сам не знал, зачем это делает — разве только чтобы вырастить благоуханную лилию на застойном пруду своей жизни. Отступив, он посмотрел на спящего. Кожа Мадзе Чау сияла здоровьем.

— Всё кончилось не так уж плохо для тебя, Мадзе Чау, — сказал маг. — У тебя ещё двадцать лет в запасе.