Нежданно-негаданно

Лузин знал: Градов вышел из «низов», с рядового бурильщика, ценил его собранность, знание практического дела, но он был уверен, что с развитием бурения Градов руководителем долго не продержится, и даже жалел его; и он с радостью ехал с Градовым в Сибирь, считая, что такие качества, как у Градова, и нужны в необжитых сибирских урманах, и Градов доработает буровиком, для чего, казалось Лузину, он и был создан. Вместе с ним будет легче преодолевать то новое, трудное, неизведанное.

А Лузин не мог сидеть в Башкирии, когда уже знал о сибирских находках, ему ясно представлялось будущее края.

В те дни раздумий после разговора с Градовым и пришел к нему лучший бурильщик Федор Доронин.

— Слышал, Петрович, с Градовым в Сибирь отправляетесь?

— Да-а, вот в раздумье. Здесь буровых работ меньше становится.

— А чего думать-то, столько нефти сулят. Наверняка там люди нужны. А здесь киснуть будем… Я пришел проситься с вами.

Лузин знал, что буровиков издавна влекло туда, где новые нефтяные места, так было, есть и будет, — считал он. Доронин приехал за ним с Волги. Знал, что потянется и в Сибирь.

— Я очень рад, Федор, что ты с нами. Конечно, возьмем, какой разговор.

Стремление Доронина ему было понятно: сильнейший бурильщик. Федору тесно здесь, нужен размах. Никто не держит. Одна мать — пенсионерка. Вот их уже трое. Каждый на каждого положиться может.

Нудная и длинная дорога по Туре, Тоболу, Иртышу на пустынный берег Оби.

Градов ехал первым начальником конторы бурения, которой еще не было, Лузин — главным инженером и с ними единственный бурильщик — Доронин.

На Обском крутолобом, заросшем соснами берегу Градов развернул кипучую деятельность. Он быстро оформил земельку под будущую контору в лесничестве, которое находилось в старом сибирском селе, верстах в пяти от пристанища буровиков.

Вскоре увидели, как вспененная и обозленная после дождей Обь гнала к берегу баржу, силясь завалить ее; на берег, как грибы из лукошка, посыпались люди. Выгрузили тракторы, балки и все нужное для жилья и начала работ.

Среди приехавших выделялся лихачеством в работе, удалью Николай Веревочкин. Уж и годов за три десятка, а задор не растратил. «Как начнутся трудности, — сбежит, — подумал Лузин, — рисуется, шустрит».

Но Веревочкин уезжать не собирался. Как после выяснилось, Веревочкин раньше работал помбуром в Поволжье. Потом отбыл срок наказания на Колыме за случайное убийство в пьяной драке. Отсидел, вернулся, а тут неприятность: в местечке, откуда уезжал, — не прописывали. Веревочкин не озлобился, а узнав о Сибири, не задумываясь, катанул, люди здесь были нужны.

Градов, посмотрев документы, сурово взглянул на Веревочкина и сказал увесисто:

— До первого замечания.

А Веревочкин решил доказать Градову, как он умеет работать. До заключения он так вкалывал, что начальство за ручку здоровалось, уважало. А тут до первого замечания. Веревочкин покажет… Не виноват он, что тогда тому задире в висок угодил, а он слабак оказался. Веревочкину пришлось трудиться там, где Макар телят не пас. А здесь для него — ерунда. Посмотрим!

Лузину виделись глухие дикие места, топкие болота, урманы, занесенные снегом, и далеко внизу — нефть. Когда-то они к ней подступятся. Раз приехал — держись.

Осень уже наступала, подпалила осины и березы, дохнула холодом, застеклила лужи и болотца, а бурового оборудования все нет.

Градов не волновался: подвезут, куда денется. Четко отдавал распоряжения: «Тут-то должны возить лесины тракторы, здесь, на взгорке, братва, бульдозеру необходимо расчистить место для будущих построек».

Лузин же беспокоился и досадовал: хоть бы сообщили, если что случилось… Он сюда бурить приехал, а не хозработами заниматься. Вскоре услышали нерадостное известие: заковала Обь в ледяные оковы свои баржу с их станочками.

Лузин понимал, что привезти бурильные станки, трубы можно будет только по зимнику, когда станет толстым лед. Сидя вечерами в натопленном жарко балке, он постоянно думал о том, как они все осилят, как справятся. Шутка сказать, пробить зимник четыреста верст, высвободить вмерзшее оборудование и доставить его. Да все ли в порядке, в достатке ли? Смогут ли они начать к весне? — тревожило, волновало его. Он тут же настраивал себя: у них такая техника! Чего ныть. Осилят. Бывало потрудней: как-то приехал на зимние каникулы домой, когда еще в техникуме учился, решил поработать с топографами в тайге; целыми днями бродили по глубокому, а в оттепели еще и мокрому снегу, бывало, и ночь заставала в лесу. Но они всегда выполняли задание. А здесь ведь идти не пешком, да еще повезут с собой теплый балок. Спра-авятся!