Мельца вздрогнула и сжалась от ужаса. Неужто деревья?! Но у громкого шёпота оказался хозяин – высокий кметь с длинным луком и колчаном за спиной. Ну вот, нафантазировала невесть чего… Так и ополоуметь недалеко! Она прижалась плечом к холодной стене и немного выглянула наружу. Такие разговоры уже и не обижали. Любопытно было даже послушать, что вои господаревы о ней говорят. За лучником, кажется, Ягином, показался и собеседник его. Мельца сильнее сжала в пальцах одеяло. Проклятый атаман. Днём он другим совершенно был – волосы причёсаны, кафтан на все пуговицы застёгнут, до подбородка. На губах – насмешка, а в глазах – серебро. Сейчас же будто другой человек его заменил. Волнистые пряди спутались, словно ветер трепал, или он сам руку в них запускал и ерошил. Кафтан снял, чёрная рубаха измята вся. Рукава по локти закатаны. Идёт не спеша, расслабленно. Будто и не он её от Злотичны оттаскивал. Мельца затаилась. И почти у окошка её остановились – как тут не подслушать?
– Не верь всему, что люди тут говорят. – Голос у него чуть-чуть хриплый, но глубокий, удивительный, будто змей шипит…
Мельца вспомнила свой сон, и отчего-то стыдно ей сделалось. Но от окна не отошла, заставив себя стоять и слушать.
– Ну ты сам посуди.
Лучник Ягин хмурился и отчаянно размахивал руками. Мельце его хорошо видно было, а вот атаман спиной стоял. Никак не разглядеть, что там у него на лице.
– Свадьба у неё на носу, значит. С этим, с судьёй ихним. Мужик уже полвека прожил. Да и видали мы его – не красавец. А девки они ж все как одна – хоть порченые, хоть не порченые, кого помоложе да покрасивше хотят. А у них тут по соседству ещё один хутор стоит. Мне Антип рассказывал – он там с кем-то торгует, и сеструха Мельцина там живёт. Забыл, как звать. Так вот она там с кем-то могла и свести знакомство! А перед свадьбой ну и поразвлечься с молодым.
– Не был бы ты дружинным, Ягин, я б тебя уже на ремни порезал. Медленно.
От холода и угрозы в голосе атамана Мельце страшно стало. Ягин тоже побледнел и даже на шаг отступил. Наверное, мог ворожейник исполнить то, о чём говорил.
– Да ладно! Чего ты? Я ж то… Просто предположил… И вообще! Всю ночь провозились. Я спать хочу. Эх, девку бы мне сейчас под бок. Только все они тут какие-то малохольные. Ещё жениться потащат. – Он напряжённо хохотнул, но атаман не ответил. – Хорошо вам, атаманам! Ни баба вам не нужна, ни постель тёплая! Что за люди? – Он покачал головой и ещё немного попятился. Точь-в-точь рак. Мельце аж смешно стало. – Всё, спать пойду. И ты бы шёл. Следующей ночью ведь опять не поспим.
Он так быстро ринулся прочь от атамана, что сшиб горшок с цветком и едва не уткнулся носом в землю. Мельца не сдержалась и прыснула. Атаман тут же развернулся и вскинул голову. Его взгляд прямо в неё уткнулся, как сабля острая. А Мельца к полу приросла, шагу ступить не может, и взгляд отвести тоже. Какой же он странный, этот ворожейник… Глаза сердитые, уставшие. Вокруг них морщинки злые. Брови – птичьи крылья – нахмурены. Она даже не сразу поняла, что с ним не так. А когда разглядела, удивлённо выдохнула. Всё лицо его иссечено было: длинные глубокие раны разрезали лоб, нос, щёку уродовали, и на губе кровавый сгусток алел, в бороде терялся. Кто ж его так?
Что-то вдруг случилось. Может, взгляд её изменился, или ещё что, но атаман вдруг вздрогнул, как от боли, отвернулся и быстро зашагал прочь.
Наверное, ей сегодня суждено подслушивать чужие разговоры. Причём те, в которых говорят о ней. И не самые приятные вещи. Одевшись, Мельца спустилась вниз – готовить завтрак да делами домашними заниматься. Коль не выгнал отец пока из дому, так и нечего прохлаждаться. Тело её было здорово и сил полно, а что с душой происходило… Так то никого не волновало. Да и сама Мельца надеялась, что привычная скучная жизнь поможет ей забыться, хоть немножко отвлечёт от того, что внутри творилось. Но как забыть, если все вокруг только и делают, что напоминают? Едва она к кухне подошла, как вновь заслышала обрывок разговора. И снова о ней речь вели. Сначала уйти подумала, но она ведь имеет право знать!
– Ты прости, Багумил, но со свадьбой пока обождать придётся, – Бергрун, жених её, говорил.
– Чего ты ждать-то собрался?! Вон уже, дождались! – Отец сердился и не сдерживал свой гнев даже перед судьёй.
– Послушай… Я её и порченую взять готов, я же не отказываюсь! Ну а вдруг она от любовника понесла? Я, как ты, чужого растить не хочу. Мне уверенным надо быть.
Тяжёлый вздох отца был слышен даже притаившейся у входа Мельце.
– Давай месяцок-другой обождём? А там всё и видно будет. Грас её, ежель чего, проверит. Коли обрюхатил полюбовничек её, Грас же и зелье какое-нибудь подсобит. Аже[28]
свезло, и дитя нет, то…– Да… Да, ты прав, конечно… – Скрипнула лавка, и послышались быстрые шаги. Три шага, остановка. Три шага, остановка.
Не иначе, отец по кухне мечется, думает, как бы дочурку удачнее с рук сбыть.