Нежеланная. Книга вторая. Панна и Смерть

Мельца прижала руку к животу. Не может быть… Она думала, что кольцо лишь символ. Красивый подарок и красивые обещания. Подтянув цепочку, она вытащила кольцо и сжала в кулак. А потом протянула ладонь Смерти:

– Вот его сердце.

Смерть задумчиво поглядел на украшение, а затем хмыкнул:

– Вот хитрец! Сердце свое сберечь надумал, а сам девице отдал! Иди-ка сюда, дружочек.

Он легко снял бешено извивающегося серебряного змея, который пытался защитить черный адамант. Вытащив из углубления камень, он вернул змея на место. Мельца тут же забрала кольцо и спрятала под платьем. Она чувствовала странную ответственность за маленького аспида. Будто он был частичкой Лютовида.

Смерть крепко держал черный самоцвет и примеривался. Мельцу охватила дрожь: атаманово сердце сиротливо чернело в чужих руках. Смерть нахмурился и вдавил камень меж ребер. Снова взяв котелок с зельем, он влил несколько ложек Лютовиду в рот.

Спустя несколько мгновений раны на лице начали затягиваться.

– Вот и все.

Мельца коснулась бледного шрама на губе, где прежде была царапина.

– Когда он очнется?

– А это уж не от меня зависит. – Смерть ухмыльнулся. – Сначала я сестрицу навестить должен. Она гобелены ваши сошьет. А это дело не быстрое. Да и путь далекий. – Смерть подошел к своей фреске. Прощай, панна. Не скоро мы теперь свидимся.

– Прощайте, господарь. Спасибо вам…

Смерть вздохнул. Он вдруг стал похож на древнего старика. Горечь и усталость отражались в глазах-звездах.

– Кабы меня кто так же любил…

Он шагнул во фреску и замер.

Мельца опять склонилась над Лютовидом. Раны исчезали прямо на глазах, затягивались. Широкие рубцы покрывали грудь. Живот тоже пересекал тонкий шрам. Вот только он по-прежнему оставался неподвижным и холодным. Может, Смерть обманул ее? Подарил тщетную надежду, посмеялся да ушел. Но Мельца все равно верила. Отчаянно, наивно.

– Ну же… Не оставляй меня вновь… – Она вглядывалась в серые глаза, ища хоть малейший отблеск ворожейного пламени. – Можешь не любить, забыть, найти другую, но живи. Молю…

Мельца прижалась лбом к холодной груди. Глухой стук громом громыхнул в тишине. Теплая ладонь запуталась в волосах.

– Я не могу тебя не любить… Ты моя жизнь… – Знакомый голос пробежал дикой дрожью по телу.

Мельца встретилась взглядом с серой сталью. В глубине атамановых глаз трепыхалось слабое пламя. Грудь подымалась и опадала. Медленно, тяжело, но уверенно. Слезы сдержать не получилось, и из горла вырвалось рыдание.

– Ты еще никогда не была красивее.

Мельца всхлипнула:

– Я теперь на ворожейку похожа.

– Да… Ты и есть ворожейка. Приворожила меня.

Его кожа становилась все теплее, а пламя в глазах разгоралось ярче. Мельца улыбнулась, все еще не веря, что Лютовид и вправду возвратился к ней из Мертвого царства. Она прикасалась ладонями к его груди, чувствуя, как под кожей бьется сердце, трогала волосы, заново знакомясь с их шелковистостью.

– И в самом деле живой…

Лютовид улыбнулся и притянул ее голову к себе:

– Поцелуй меня, пеплицкая панна.

Мельца прижалась к губам Лютовида, согревая их своим дыханием. Его кожа становилась все горячее, раскаляясь под ее руками, уже почти обжигала своим жаром. Мельца распахнула глаза, встречаясь со взглядом Лютовида. В его глазах полыхал огонь, какого прежде она и не видела. Вот теперь он и вправду живой.

Лютовид намотал прядь ее волос на пальцы и тихо прошептал:

– Я буду желать тебя вечно.

Эпилог

Семь месяцев спустя

Отгремел шумный праздник. Скрылась восвояси ночь. И долго бы еще веселился люд, кабы ни холодный хрустальный дождь. Сначала он прошелся по земле легкой моросью. Потом крупные капли резво запрыгали по листве. С гневным шипением костры потухали, но счастливые панны не прекращали танцевать. Они бросались под дождь, невесомо кружась, подставляя лица прохладной влаге. Легко скользили по размягченной земле тонкие туфельки, во все стороны разлетался счастливый девичий смех. Нынче не было бедных и богатых, господ и слуг, стариков и молодых. Все, как дети, радовались внезапному дождю. Но усилился ветер, усилился и ливень. Загасил яркие огни, не оставив даже углей. Ноги по щиколотку вязли в грязи. Стремясь поскорее скрыться от яростной стихии, народ разбежался по домам – согреваться. Кто-то горячим вином да медовухой, кто-то – объятиями любимых.