Нежить

Как пламя адское пылал,

А взгляд, на лезвие похожий,

Мгновенно порчу насылал.

(Театр лишь по названью храм,

Актер – язычник, нет в нем веры.

И суеверий жутких хлам

Хранит душа его без меры).

По сцене, мрачной и пустой,

Толстяк потерянно бродил

И то и дело крест святой

На животе своем творил.

А равно освящал и сцену,

Животный страх в глазах тая.

– Крестить задумал Мельпомену? -

Вспылила ведьма не шутя.

Толстяк осел, как тесто в кадке,

И, побледнев, ответил ей:

– Как можете такой быть гадкой,

Вы – Мельпомена наших дней!

Был комплимент и груб, и льстив –

В обычном театральном духе.

Толстяк, прощенье получив,

Пересказал ей тут же слухи.

– На репетицию актеры

С утра с цветами все пришли –

Но, как нарочно, режиссера

С инфарктом в «скорой» увезли.

Частя словами, сиротливо

В платок сморкался и сопел,

А глазки бегали блудливо –

Себя сейчас он лишь жалел.

– Боюсь, что покажусь я стервой -

Примета больно уж скверна!

На репетиции на первой…

– Всему виною сатана!

Мужчина выпалил в запале

И в смертном страхе оглянулся:

На миг почудилось, что в зале

Был тот, о ком он заикнулся.

– Чуть что, так сразу сатана! -

И дева глазом закосила,

Так взбешена была она. –

Другой ведь нет нечистой силы…

Но осеклась, потух и взгляд.

Вздохнул мужчина облегченно.

Змеи не так смертелен яд,

Как ведьмы, в слово облеченный.

– Поклонник Бахуса он был, -

Сказала ведьма убежденно.

– Зеленый змий его сгубил! -

Кивнул мужчина обреченно.

– Давно его предупреждали,

А он в ответ лишь чертыхался.

Ведь только мы, актеры, знали,

Как он над нами издевался!

То накричит, то прочь прогонит,

То роль твою другой он даст…

Надолго он меня запомнит,

Коль Богу душу не отдаст!

И жутко ведьма улыбнулась,

Забыв, что не одна она.

Душа мужчины содрогнулась,

И гибко выгнулась спина.

Поклон земной не мог быть ниже.

– Обидел ролью вас? Забудьте!

Поверьте мне, он будет тише…

Добры к нему, Марина, будьте!

Толстяк вспотел, как будто ливень

До нитки промочил его.

Он жалок был, и ей противен…

– Не поняла я ничего!

Зло прошипев, она ушла.

Кулиса, дрогнув, ведьму скрыла.

– Ох, не наделала бы зла!

Рука живот перекрестила…

В гримерке дева заперлась,

На стул у зеркала присела

И рассмеялась. Дождалась!

Театром ведьма завладела.

Репертуар и даже роли –

Отныне все подвластно ей.

Страх смерти и немного боли –

Как мало надо для людей!

Для ведьмы это не преграда.

Театр был только пробой сил,

Шаг первый, первая награда,

Что ум холодный заслужил…

От грез ее вдруг пробудило

Сопенье звучное в углу.

Оно знакомо деве было,

Но свет зажгла, рассеяв мглу.

– Зачем ты? Не люблю я это, -

Захныкал домовой тотчас.

– Тогда оставь меня, Альфредо,

Не до гостей и мне сейчас.

– Не гость в театре я, ты знаешь.

Хранитель давний я его.

– И что меня ты опекаешь,

Я тоже знаю. Что с того?

Альфредо нервно завозился

И завздыхал еще сильней.

Когда-то в деву он влюбился

И до сих пор робел пред ней.

Но этим утром, сам не свой,

Набравшись духа, к ней явился.

Смущен был чем-то домовой,

И на себя за это злился.

– А то, что ночью режиссера

Лихие гости навестили…

– Нелепей не слыхала вздора.

Нет, право, вы меня взбесили!

Директор и вот ты теперь –

Какие-то намеки, слухи…

Ты за спиною видишь дверь,

Или в окно привыкли духи?!

– Прогнать меня не мудрено.

Ну, как других придется слушать?

Все домовые заодно –

Грозят надрать тебя за уши!

– Не много ль на себя берут?

Я ведьма, и не им чета!

– Как видно, сплетники не врут.

Ах, ты, святая простота!

Был очень домовой доволен,

Что ловко ведьму обхитрил.

В своих симпатиях не волен,

Он мягче с ней заговорил.

– Что домовому человек?

Докучный временный сожитель.

И вот уже который век

Его жестокий притеснитель.

А что мы сделали худого?

И разве мы повинны в том,

Что дома нет без домового,

И без обидчика – не дом?

Но человек не понимает,

И объяснить не вправе мы:

Как дня без ночи не бывает,

Не может света быть без тьмы.

Но все-таки нейтралитет

Дух дома свято соблюдает.

Ему от нас обиды нет,

Пока он дом не освящает.

Но иногда бывает так –

О полтергейсте всякий знает! –

Домашний дух, на зло мастак,

Вдруг в хаос дом свой обращает.

Причины важные всегда

У домовых на то бывают.

Но кто их слушал и когда?

Нас без суда прочь изгоняют…

Внезапно сам Альфредо вспомнил

О днях, когда иначе звался.

(Простое имя он сменил,

Когда в театре оказался.

Но, языком трепать любитель,

Он никому не рассказал,

Как, прежде духом мирный житель,

Суседко мстителем вдруг стал).

…В старинном тихом доме жил

Он со старушкой по соседству.

И жизнью этой дорожил,

Свою хозяйку зная с детства.

Он вместе с нею пережил

Войну, лишения и голод.

И честно кашу заслужил

И теплый угол в лютый холод.

Он по ночам, когда спала,

Ее мохнатой лапой гладил…

Старушка тихо умерла,

Моля, чтоб с внуком он поладил.

Но тот, едва переселился,

Весь бабкин скарб враз вынес вон.

И в домового бес вселился –

И день, и ночь мстил внуку он.

Дом в поле битвы превратился.

Но домовой был побежден,

Когда враг к церкви обратился

И дом попом был освящен.

Бежал в театр он, посрамленный.

Но человеку не простил.

Богемной жизнью утомленный,

Навек обиду затаил.

– Альфредо, не заснул ты часом? -

Прервал вдруг окрик мыслей нить.

Опять косила ведьма глазом,

Не в силах нрав свой усмирить.

– Что мне до жизни режиссера? -

Вздохнул устало домовой. –