Он тоже нас узнал. И аж приподнялся с тяжелого благородного кресла, для которого был слишком мелок. Улыбнулся:
– Та-ак. Снова вы.
Спросил у полицейского:
– Кто держал в руке шприц?
Полицейский кивнул на меня.
– Угу. А вы кто? – повернулся он к Полю.
– Я… Друг Длинного. То есть Георгия Стропова. Которого увезли.
– Фамилия? Имя?
– Поль Дюбуа.
– Вы что, внук Мари? Племянник Влада Дюбуа?
Поль кивнул.
– Вы были с пострадавшим, когда ему стало плохо?
– Нет. Маша прибежала, сказала, что Длинному, то есть Георгию, срочно нужен врач. Я помог найти и побежал вместе с ней.
– Ваш друг наркоман? Как давно он колется?
– Он не колется. Длинный даже от вида порезанного пальца в обморок падает. Чтобы он себя протыкал иглой? Ни за что. Так, баловался травкой…
– Понятно. Давно вы знаете этих девушек? – Комиссар кивнул на меня с Машкой.
Поль посмотрел на нас, словно извиняясь:
– Со вчерашнего дня.
– Хорошо. Оставьте свои данные вон ему, – кивнул Бернар на полицейского. – И свободны. Я допрошу вас завтра.
– А Лена с Машей? – спросил Поль.
– С ними я еще побеседую!
Мне не понравилось предвкушение, которое прозвучало в голосе комиссара.
Он подождал, пока за Полем закроется дверь. И ласково улыбнулся, растянув загорелое лицо в гармошку морщин:
– Ну что, девушки, теперь убийство?
Ссора в баре
Фицджеральд с Зельдой вывалились из бара «Нег-реско» в напряженном молчании. Ночь закончилась, как обычно в последнее время, ссорой.
Сначала все шло неплохо – они в веселой компании Маклишей и Чарли Брэкета нашли один ресторанчик, где можно было потанцевать, потом, когда он закрылся, уже вдвоем отправились на такси в «Негреско». И там, в баре за стойкой, окутанной клубами сигарного дыма, с удивлением обнаружили Эрнеста с Полин и их общим другом Дос Пассосом. Компашка была в изрядном подпитии.
Эрнест замахал им рукой:
– Присоединяйтесь! Мы тут уже уговорили два «Шембертена» и кварту «Кирша». Сейчас закажем еще «Поммар». Что вы будете?
– Нам хватит! – неожиданно сказала Зельда.
Но Скотт расплылся в улыбке:
– То же, что и вы. Плюс «Кирш» – нам ведь надо вас догнать!
– Где Хэдли? – невинно спросила Зельда, когда они тоже уселись у стойки из благородного красного дерева, а бармен поставил перед ними выпивку. Вообще-то она совсем не скучала без общества этой «зануды», как за глаза называла Хэдли. Но можно ли упустить шанс позлить Хэма!
– Не захотела поехать. Бамби немного нездоровится, – ответил Эрнест и сразу же съехал со скользкой темы: – Мы тут обсуждаем, можно ли описывать друзей в своих романах…
– Нет, не так. Как именно можно их описывать, – поправил Джон Дос Пассос. – Если не описывать друзей, то о ком нам тогда вообще писать? Я считаю твой роман «Вешние воды» отличной сатирой, – кивнул он Хэму. – Шервуда Андерсона только жаль. Ты его высмеял очень зло. Признавайся, чем он тебе насолил?
– Тем, что написал отвратительную книгу. Талантливый человек не имеет права писать такую дрянь.
– Но ты мог просто ему сказать.
Хэм улыбнулся так, что его отличные крупные белые зубы блеснули в хищной усмешке.
– Хэдли тоже просила, чтобы я не отсылал рукопись в издательство, мол, это несправедливо, раз Андерсон тебе помог. Но разве в литературе важно, кто кому помог?
– Это лучшая сатирическая вещь, написанная американцем, – подхватил Фиц, подставляя бармену пустой стакан.
– Да, это уж точно! Папа у нас гений, – сверкнула глазками Полин.
В последнее время Зельде стало казаться, что она уж слишком откровенно восторгается Хемингуэем, который формально все же не ее парень, а муж подруги.
– Вы еще не читали мой новый роман, который я только что закончил, – продолжил Хэм. – «Фиеста». Там вся компания, что ездила с нами в Памплону… Тебя тогда еще не было, – кивнул он Полин.
– Конечно, я тогда еще не родилась, – пожала плечами та. И добавила: – Я читала рукопись и хохотала, как безумная. У тебя блестящее чувство юмора, папа!
– Ты опять там над всеми издеваешься? – спросил Пассос.
– Да. Кроме Китти. Она хорошая девушка, и я пообещал ей, что не буду ее высмеивать. Хотя… Не могу сказать, что совсем сдержал слово. Она у меня там под именем Фрэнсис Клайн уж слишком бегает за Лебом. Ну, то есть Робертом Коном. Думаю, Леб, когда прочитает, застрелит меня из ружья! Боюсь, там вообще выстроится очередь из желающих меня пристрелить.
– И убить будущую славу мировой литературы! Нет! Ты чертовски талантлив! – пьяно продолжил Скотт.
– Да, только тебе за рассказ платят 3000 долларов, а мне в лучшем случае 200, – заметил Хэм.
– Я же сказал: мы это исправим. Я написал Перкинсу и всем знакомым издателям. Они должны поднять тебе гонорар. И ты обещал дать мне почитать твою рукопись!
– Ну да, читать чужие рукописи приятнее, чем писать свои! – буркнула Зельда, которая с мрачным видом наблюдала восторженные пляски компании вокруг Хэма.
А когда они со Скоттом, выпив еще пару стаканчиков, вышли на Английскую набережную, зло фыркнула:
– Ты еще подари Хэму колечко. Раз уж так изъясняешься ему в любви. Может, недаром про вас ходят слухи, что вы и спите вместе?