Нежная ночь Ривьеры

– Ладно! – отмахнулась Машка. – Идем. Далеко Длинный уползти не мог.

И мы, спустившись по лестнице, направились по дорожке к первому шатру, тому самому «Колесу смерти». Сейчас там было безлюдно – оставшиеся гости переместились в другую часть сада.

Наступали бархатистые сумерки, то самое переходное время, когда все вокруг плавно погружается в мерцающую дымку, приобретает таинственную размытость, чтобы потом совсем раствориться в чернильной темноте. Уединенные скамейки в зарослях роз так и манили любителей романтики. Но романтиков не нашлось. Везде было пусто.

Мы уже собрались возвращаться. Как вдруг Машка по-своему расследовательскому наитию свернула с тропинки к складу реквизита сразу за шатром.

И мы его увидели. Длинный спал, привалившись к одному из огромных ящиков. Но чем ближе мы подходили, тем меньше мне нравилась его поза. Ноги нелепо раскинуты, голова бессильно повисла. Я подскочила к нему. Потормошила. Пощупала пульс. Приложила ухо к груди. И похолодела. Длинный не дышал.

– Что? Что с ним? Он умер? – заклекотала Машка: она панически боялась всего неживого.

Мне показалось, что ресницы Длинного все же дрогнули.

Я заорала Машке:

– Беги, вызывай скорую! Здесь должны дежурить врачи!

А сама пыталась понять, что случилось. Задрала футболку: никаких травм. И тут увидела валяющийся рядом шприц. Подняла его, схватила безвольную руку Длинного, стала разглядывать – на локтевом сгибе был точечный след от единственного укола.

Спиртное плюс наркотик. Прямой путь к остановке сердца. Нужно срочно его завести…

У меня за спиной раздался суровый окрик:

– Стоять! Полиция!

Я так и замерла: в одной руке шприц, в другой – локоть Длинного. По тропинке ко мне несся полицейский – наверное, один из тех, кто до сих пор осматривал сад.

– Ему срочно нужна скорая, – затараторила я. – А пока нет врачей, я должна сделать ему массаж сердца!

Страж порядка – рослый смуглый парень с насупленным для солидности лицом – смотрел на меня недоверчиво. Я понимала, что в этой позе больше напоминаю убийцу, чем спасателя.

Потом я увидела, как по дорожке к нам бегут два врача с чемоданчиком.

– Быстрее! У него передоз! – крикнула я. И как доказательство протянула одному из врачей шприц.

– Нет! Это улика! – вскричал полицейский. Быстро достал откуда-то прозрачный пакет, не касаясь шприца, положил его внутрь. И только после этого спросил: – Вы знаете потерпевшего? Как его фамилия? Что тут случилось?

Ответить я не успела. С другой стороны шатра прямо из кустов к нам выскочили Машка и Поль.

– Он жив? – издали крикнула подруга.

Ей никто не ответил.

– Это я, я виноват! – вдруг запричитал Поль, пытаясь заглянуть за спины склонившихся над Длинным врачей.

– Вы вкололи ему наркотик? – повернулся к нему полицейский.

– Какой наркотик! Я его напоил. Поспорил, что он выпьет виски из всех стаканов на подносе. Вот, наверное, сердце и прихватило…

– Нет. Он что-то себе вколол. – Я попыталась успокоить Поля. Но тот замотал головой:

– Ерунда. Длинный не кололся! Он вообще боится любой боли. Разве что иногда колеса…

Вывеска над шатром «Колесо смерти» мигнула и погасла.

Врач что-то быстро говорил в телефон. Потом обернулся к полицейскому:

– Его нужно срочно доставить в больницу. Наша машина сейчас подъедет.

– Значит, жив, – выдохнула я.

Полицейский связался с кем-то по рации. Кратко доложил о происшествии. И, выслушав, что сказал начальник, скомандовал:

– Вы трое, идите со мной!

– Давно мы что-то не были свидетелями! – вздохнула Машка.

И ошиблась.

Неприятная встреча

Следователь Бернар Пети сидел за старинным письменным столом в одном из самых роскошных кабинетов виллы и злился. Здесь, среди парадных портретов чьих-то напыщенных предков, массивных подсвечников, серебряных чернильных приборов, дубовых шкафов с корешками никем не читанных книг он чувствовал себя нелепо, будто инопланетянин. И все было нелепо.

Организаторша привела его сюда не из уважения, а чтобы хоть как-то примирить вип-гостей с ужасом ситуации. Но они не смирились.

Потерпевшие и свидетели в один голос истерично требовали, чтобы их имена не разглашались и не попали в прессу. Никто не хотел выглядеть обманутым идиотом.

Но Бернар давно жил на этом свете. И отлично знал, что журналисты, пуская от счастья розовые слюни, уже строчат свои репортажи со всеми громкими именами жертв фокусницы и выдуманными подробностями.

А это значит – завтра начальство изведет его звонками.

Обдолбанный нарк, которому, судя по докладу полицейского, подружка вколола слишком большую дозу, настроения не поднимал. Но и не беспокоил. Обычное дело на вечеринках.

Придется задержаться, чтобы составить протокол и отправить девицу до утра в участок.

Дверь кабинета открылась, вошли четверо: полицейский, какой-то парень, две девчонки. Остановились на пороге.

Комиссар прищурился: кто только придумал эту дурацкую зеленую лампу, ни черта не видно! И тут глаза Бернара сверкнули в полумраке яркой молнией.

* * *

Несмотря на слабый свет, я сразу его узнала. Брюзжащий Луи де Фюнес. Тот самый следователь, что допрашивал нас с Машкой после кражи в музее.