– Давай ее сюда! – перебила Мари. Но Борис вдруг перестал улыбаться.
– Нет. Я вас, конечно, уважаю. Но верю только себе. Книжку я спрятал. Здесь, рядом. Но без меня не найдете. Сейчас мы с девушками отсюда уедем. И когда будем достаточно далеко, я позвоню, назову вам место. Уж извините.
– Не боишься, что мои ребята… – Мари не договорила.
– Зачем? Пантеры никого не пытают и не убивают – это ведь ваше правило?
– Мой сын учит меня, что все меняется…
– И сильно он преуспел?
Мари усмехнулась.
– Хорошо. Я бы и так вас отпустила. Все, ухожу на покой. Надоело. Кругом одни безмозглые идиоты. Вроде тебя, – кивнула она Борису. – Алиску упустил, камешки профукал!
Борис смутился:
– Не представляю, как этот Бернар Пети нас раскусил. Я его просканировал – не мог он до такого додуматься.
Машка горделиво вскинулась и уже открыла было рот, чтобы каркнуть во все воронье горло: «Это я! Я вас раскусила!»
Но я вовремя пихнула ее ногой.
Мари перевела на Машку по-орлиному пронзительный взгляд:
– Девочка. Ты же понимаешь: если напишешь хоть строчку о том, что здесь видела… О чем я тебе рассказала…Не проживешь и дня. Как и твои родные. Учти, на предателей наше правило не распространяется. Кивни, если поняла.
– Я не самоубийца, – быстро кивнула Машка.
– Забирай своих девок и сваливай, – пробурчала Мари. – Я жду твоего звонка 15 минут. Если его не будет – вы все покойники.
– Пошли! – скомандовал нам Борис.
Мы были уже у самой двери, когда Мари вдруг окликнула:
– Ты! Как там тебя… журналисточка! Если я передумаю, Катерина черкнет тебе весточку. Тогда можешь что-то написать. Роман. Без настоящих имен. Не хочу портить Полю жизнь. Хоть одного уберечь от этой дряни.
– Как же вы так решились? Умереть. Исчезнуть. Сжечь столько старинных вещей, все эти картины… – спросила напоследок Машка: она не любила, когда что-то остается непонятым.
– И правда думаешь, что я сожгла оригиналы? Ты еще глупее, чем кажешься! – хмыкнула Мари. – Да там сгорело-то несколько комнат. Больше дыму. А насчет исчезнуть… У нас есть правило: если возникает опасность, надо сбрасывать хвост и уходить. Чутье не совсем пропало. Розовым пантерам конец. Значит, и мне. Восстану из пепла кем-то другим. Больше перемен – длиннее жизнь. Потом поймете.
– Значит, вот почему нож был с птицей Феникс! – не выдержала я.
– А-а! Догадалась! Молодец! – прищурилась Мари. – Уходить надо красиво!
Она, всю жизнь ставившая театральные представления краж, просто не выдержала искушения: поставить яркий спектакль собственной смерти. И самой его наблюдать.
– Поля жалко. Он же так вас любит! Да и вы теперь никогда его не увидите. – Машка все еще не могла смириться, что Поль уже не ее забота.
– Полю сейчас деньги нужнее, чем я. Пусть считает меня жертвой бандитов, а не их главой. Хотя… кто меня знает. Может, через несколько лет я и воскресну. Тем более, если удастся раскрыть секрет вечной молодости…Идите уже, я хочу поскорей увидеть эту тетрадь!
В багажнике машины Бориса лежали наши чемоданы – я даже не стала спрашивать, как ему удалось вытащить их из отеля. Каким-то чудом он еще и купил нам два билета до Москвы. Самолет вылетал через четыре часа.
– Подбросьте меня к Гусыне! – подскочила к машине Катя, прижимая к себе вечного Буника.
Мы переглянулись. Может, это был хитрый план Мари покончить с нами в дороге?
Но Борис уже сказал:
– Залазь на заднее сиденье.
А мне кивнул на место рядом с собой. Интересно, это что-то значило?
Лучший вор Лазурки
Мы уже подъезжали к дому Кати, когда Машка к ней повернулась:
– Обидно, если алмаз так и не найдут. Все же музейная редкость! И судя по всему, он должен быть где-то в доме. Как учил Шерлок Холмс, на самом виду. Но чтоб никто не догадался. Ты была у Гусыни и как? Ни одной зацепки?
– Ни фига! – вздохнула Катя. – Говорит, муж в их последнюю встречу совсем пьяный был.
– Так это хорошо. Пьяные больше болтают. Что именно он сказал?
– Ничего особенного. Чувствовал, что его скоро кокнут. Потому и колье отдал. Вроде хотел что-то еще отдать. А потом передумал.
– Вот с этого места поподробнее… Как передумал, что именно говорил?
– Господи, чего ты привязалась? Я уже Мари все доложила. Надрался, колье Гусыне по пьяни принес. А потом они сидели за столом, выпивали уже вдвоем. Он глаза так к небу задрал, в потолок уставился: «Нет, говорит, пока не отдам. Дай бог, все утрясется. Еще не время».
Не знал, что боженька его молитвы не услышит и скоро приберет.
– Куда, говоришь, уставился? В потолок? – переспросила Машка. И вдруг закричала Борису: – Поворачивай! Едем к Гусыне!
– Но у нас самолет, – запротестовала я.
– Успеем!
Когда Машку обуревает очередная идея, она сама, как реактивный двигатель.
…Гусыня не хотела открывать нам ворота.
– Голова болит. Не готова вас принять, – бормотала она в домофон.
– Открывайте, это срочно! Мы приехали вам помочь! – запальчиво кричала Машка.
Наконец железные ворота плавно разъехались.