Нежная война

30 декабря, 1917

Дорогая Хейзел,

Я хорошо отношусь к рыбалке, и если твой отец так ее любит, то полюблю и я.

После Рождества мы получили приказание покинуть Этапль и отправиться на фронт. Мы ехали на поезде, а затем очень долго шли по снегу. Крики чаек сменились грохотом снарядов, но они все еще далеко. Правда, я уже видел воронки от взрывов и развалины старых ферм. Здесь все пропитано войной.

Мы присоединились к Пятой армии возле города Гузокур два дня назад. Пока что я не в траншеях. Офицер-инструктор говорит, что мы, новые рекруты, еще многому должны научиться.

Ты во Франции? Мне нравится думать, что ты на той же стороне моря, что и я. Это здорово, что ты вызвалась волонтером. Я часто ходил в хижину досуга в Этапле. Конечно, немцы могут нас убить, но только если скука не сделает этого раньше. Я завидую парням, которые слушают, как ты играешь. Все бы отдал, лишь бы поменяться с ними местами.

Я думаю о тебе каждый день. Не могу поверить, что с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло уже больше месяца. Напиши мне, чтобы я знал, как до тебя добраться. Береги себя.

Твой,

Джеймс

* * *

7 января, 1918

Дорогая Хейзел,

В случае, если мое последнее письмо потерялось – я был в Гузокуре полторы недели. Должно быть, ты уже во Франции. Куда тебя определили?

Погода морозная, но полуденное солнце довольно теплое и немного прогревает воздух. Как выяснилось, я неплохо стреляю.

Я не знаю, когда мне дадут увольнение, но, если все пойдет по плану, я мог бы доехать до Парижа на поезде. Тебе далеко до Парижа? Давай встретимся там.

Хотел бы я уметь подбирать слова так, чтобы выразить, сколько счастья мне приносят мысли о тебе.

Пожалуйста, скажи, что ты приедешь. Я кое-что тебе должен.

Твой,

Джеймс

Хейзел ворвалась в комнату Колетт, размахивая письмами. Ее подруга закалывала свои темные локоны невидимками.

– Письмо? – спросила Колетт. – От твоего Джеймса?

Хейзел бросилась на койку подруги, чуть не свалив ее.

– Два письма. Он уехал на фронт, – Хейзел сверилась с письмом. – С Пятой армией. Но он еще не в траншеях, все еще тренируется. Колетт, – сказала она, запыхавшись. – Он хочет увидеться! В Париже!

Колетт заколола еще один гладкий завиток.

– Это замечательно!

– Могу ли я поехать? – простонала Хейзел. – Я должна поехать! Просто обязана!

– Я согласна, – мягко сказала Колетт. – Ты когда-нибудь была в Париже?

Хейзел покачала головой.

– Sacre bleu! Тогда решено. Ты обязательно поедешь в Париж.

Хейзел резко села на кровати.

– Я не могу! Нечего даже и думать.

Колетт с удивлением посмотрела на нее.

– Почему? – Она нанесла несколько капель лосьона на лицо. – Из-за миссис Дэвис? С ней можно договориться. Волонтеры берут отпуск время от времени.

Хейзел покачала головой.

– Ты не понимаешь, – сказала она. – Мне восемнадцать. Я никого там не знаю. Где я буду жить? Я не могу просто поехать туда одна. Еще и для того, чтобы проводить время с молодым человеком. Что если… – она схватила подушку с койки Колетт и прижала ее к лицу.

Колетт села рядом с Хейзел.

– О, англичане, – вздохнула она. – Вы боитесь самих себя больше, чем всех армий Кайзера.

Хейзел опустила подушку.

– Почему это?

– Ты боишься, что Джеймс воспользуется тобой?

Хейзел покачала головой.

– Нет. Нисколько.

– Тогда чего тебе бояться?

Хейзел подперла щеку рукой.

– Себя.

Брови Колетт взлетели вверх.

– Ты боишься, что ты воспользуешься им?