Нежная война

Сержант поднял бровь. Джеймс был заранее обречен.

– Да?

Джеймс тяжело сглотнул.

– У меня есть девушка, сержант, и она может встретиться со мной в Париже.

Лицо сержанта Мак-Кендрика помрачнело.

– Ты думаешь, что после одной смены в траншеях, тебя отпустят в увольнение к твоей девушке? Нового рекрута? Который даже ни разу не был в бою?

Не отступать и не сдаваться.

– Я на это надеюсь, сэр.

Сержант вглядывался в лицо Джеймса, чтобы увидеть на нем поражение и испуг. Ждал, пока молодой солдат не начнет умолять о прощении.

– Твоя девушка, – сказал Мак-Кендрик. – Она красивая?

Джеймс сглотнул.

– Да, сэр. Очень красивая.

– Понятно, – сержант начал расхаживать из стороны в сторону. – И что же она делает в Париже?

– Она волонтер, сэр. В Юношеской христианской организации.

– Они делают доброе дело.

Джеймс кивнул. «Если вы так считаете. Если это поможет мне получить увольнение».

– Если ты будешь показывать хорошие результаты, солдат, – сказал сержант. – Я подумаю над твоей просьбой.

Джеймсу захотелось пожать ему руку. Он выпрямил спину.

– Есть, сэр!

Сержант повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился.

– Рыжая? Брюнетка? Блондинка? Какая она?

Джеймс не хотел рассказывать кому-то подробности о Хейзел, но в его случае, это было необходимо.

– Брюнетка, сэр, – сказал он. – Она превосходно играет на пианино.

– Талантливая юная леди.

– Да, сэр.

– Это замечательно. Пиши ей почаще. Ладно, через полчаса я пришлю кого-нибудь, чтобы отвести тебя в огневую траншею, на снайперский наблюдательный пункт.

У Джеймса пересохло во рту.

– Огневая траншея? Наблюдательный пункт?

– Именно, – сержант ответил таким тоном, словно хотел спросить: «Что-то не так?»

– Там будет проходить тренировка?

Мак-Кендрик кивнул.

– Теория – это хорошо, – сказал он. – Но реальная практика – куда лучше.

Мигрень – 26 января, 1918

По оконому стеклу стукнул еще один камешек, и в этот раз Колетт открыла дверь.

Обри стянул свою фуражку.

Ее улыбка – вот и все, что нужно было Обри. Ради нее он бы вышел против целой компании морпехов.

– Bonsoir, monsieur, – поздоровалась она.

В старшей школе Обри не особо волновали уроки французского – ах, вот бы вернуться назад! – но он мог распознать приветствие.

– Добрый вечер, мадмуазель, – сказал он, надеясь, что его акцент не слишком ужасен. (Он был ужасен).

– Можно зайти?

Она раскрыла дверь шире.

– Где же наша подруга? – спросил он.

– У Хейзел мигрень, – сказала Колетт. – Она рано пошла спать.

Бум! Сердце Обри тяжело ударилось о грудную клетку. Он остался наедине с Колетт. Бум! Ударилось сердце Колетт. Только она и Обри.

– Надеюсь, ей станет лучше. По лагерю ходит болезнь.

– С ней все будет в порядке, – сказала Колетт.

Я была готова пойти на все, чтобы они остались наедине.

О, ради всего святого. Всего лишь небольшая головная боль. Милой девочке нужно было отдохнуть.

– Мне сыграть на пианино? – спросил Обри.

Колетт рассмеялась.

– Старшие секретари знают, что Хейзел ушла спать. Если они услышат пианино, то ни за что не поверят, что это я.

– Да, точно, – Обри смял свою фуражку в руках. – Тогда, полагаю, мне лучше уйти.

«Oui. Уходи. Пожалуйста. Это ведь к лучшему, да?»

«Останься, – сказала я ему. – Пригласи его остаться», – сказала я Колетт.

– Мы могли бы сесть и поболтать, – выпалила Колетт.

«Mon Dieu, зачем она это сказала? Какая дура!»

Обри снял куртку и уселся на диван за рекордно короткое время.

Она села рядом. Короткие волосы позволяли разглядеть ее изящную шею и глянцевое сияние шелкового платья. Такое могла бы носить богиня.

Это были мысли Обри, я ничего ему не внушала. Но потом я и в самом деле нанесла визит ее портному в Париже.

– Мы по тебе скучали, – сказала Колетт. – А ты по нам? По нам с Хейзел?

Ах. Безопасные воды.

– Ох уж эта леди Хейзел, – сказал Обри. – Замечательная девушка.

– Я ее обожаю, – улыбнулась Колетт. – Я так рада, что мы встретились. Она словно солнечный свет.

– Она относится к тебе точно так же, – сказал Обри. – Ты – хороший друг.

– Moi? – Колетт задумалась. – Мне просто нравится ее компания. Не могу ничего с этим поделать.

Я заронила идею в голову Обри, и он выдал:

– У Хейзел есть парень?

Колетт постаралась сдержать улыбку.

– Не мне об этом говорить.

– Значит, есть! – Обри усмехнулся. – Кто бы мог подумать? У Хейзел есть кавалер!

Что ж, отступать было поздно.

– Она так любит своего солдата, – призналась Колетт. – Его зовут Джеймс. Кажется, он чувствует к ней то же самое.

– Уж я надеюсь, – заявил Обри. – Лучше бы ему относиться к ней с должным почтением, а не то с ним поговорят мои кулаки.

– Ты говоришь, как старший брат.

Вдруг ее лицо исказила боль. Александр. Он так и не узнал о Стефане. Если бы тогда он вздумал строить из себя защитника, ему бы досталось от младшей сестры, но сейчас она бы отдала все на свете, лишь бы он зашел в комнату!

Горе. Оно накатывает волнами. Стоило ей подумать, что шторм улегся, как он застал ее врасплох и накрыл с головой.

Обри не понимал, что происходит. Колетт выглядела так, словно сейчас заплачет. Что он такого сказал?