Нежность по принуждению

После того как мне не удалось спасти Алю, я поклялся себе, что никогда больше не выпущу поводья из рук. Не потеряю контроль. А потом в моей жизни случилась Настя. И после ее контракта я вроде бы вновь встал и отряхнулся. Хотя внутри осталась пустота. И я все кидал туда картонные фигурки, пытаясь оживить мертвое нутро. Подсел на их эмоции как наркоман. И мне все мало. Так хочется хапнуть больше, что я почти забыл, что куколка может сломаться. Но вот он, живой укор. Напоминание о том, как опасны могут быть мои игры.

Она выпускает мою руку нехотя и недовольно, но в ту же секунду. Подчинение для Насти — все еще рефлекс. Спустя годы ничего не изменилось.

Дрожащими от бушующего в крови адреналина пальцами выуживаю из кармана сотовый. С трудом нахожу номер Денчика.

— Да, — отзывается женский доктор тягучим, расслабленным тоном.

Он всегда на таком чиле, словно не вылезает с Бали.

— Денчик, ты мне нужен. Прямо сейчас. Я хорошо отблагодарю за услугу. У меня тут девчонка совсем не в себе. В крови и под кайфом.

— Новая игрушка? — спрашивает он с нескрываемым любопытством.

— Неважно, — отмахиваюсь я, не сводя с нее глаз. — Если приедешь быстро и не будешь задавать лишних вопросов, я заплачу тебе по тройному тарифу.

Настя сидит на полу и покачивается в странном забытье. Вероятно, химия, которой она напичкана, и мой голос ввели ее в какой-то странный транс.

— Ладно, — протягивает он нехотя. — Минут через сорок прилечу. Повезло тебе, Руслан Максимович, что я в твоих краях. Если у девочки приход, приглядывай за ней. Свяжи, если понадобится. Хорошо зафиксированная девочка — послушная девочка, не создающая проблем.

— Давай уже побыстрее, а, — подгоняю я доктора по вызову, теряя терпение.

— Не гони коней. Скоро буду, а пока дыши глубже. Стресс вреден для здоровья и потенции, — выдает этот восточный засранец веселым тоном и скидывает звонок.

Я подхожу к бару, беру с полки бутылку «Белуги» и возвращаюсь к Насте, гипнотизирующей меня взглядом.

— Протяни руки, девочка, — приказываю я, отвинчивая крышку.

Повинуется. Вытягивает руки перед собой, повернув их ладонями вверх. Они отхлестаны стеком так сильно, что кожа кое-где рассечена. Ее последний Дом был жесток. Неоправданно жесток. Или просто она его спровоцировала?

На запястьях белесые рубцы, от вида которых меня трясет. И руки от келоидов и почти до локтей нашинкованы лезвием. Меня никогда не привлекали Мазы, кайфующие от физической боли, но она стала такой по моей вине.

Я поливаю на порезы из бутылки, глядя, как на светлый ковер льется окрашенная кровью жидкость. Девчонка даже не морщится от пощипывающих касаний водки. Просто смотрит на меня, улыбаясь. Где-то там, в Настином воображаемом мирке, мы снова вместе. Я же в своей осязаемой реальности не знаю, как разорваться между ней и Аришей.

Я включаю таймер на часах — эти сорок минут будут длиться вечность, и мне нужно хоть за что-то зацепиться. Поглядываю на бутылку водки, которую все еще держу в руках, и уже собираюсь сделать хороший глоток, но одергиваю себя в последний момент. Не поможет. Можно хоть весь бар опустошить, и легче не станет. Ставлю выпивку на столик и делаю глубокий вдох, пытаясь обуздать колотящееся об ребра сердце.

Сажусь на диван и провожу ладонью по лицу. Меня прибивает смертельной усталостью, а это еще только начало вечера. Легкий эротический квест по «перевоспитанию» юной воровки внезапно превратился в танцы на горячих углях. Она слишком в меня влюблена, а я…Что я? Слишком ею увлечен? Или больше?

Настя подползает ко мне, по-кошачьи выгнув спинку. В грации ей не откажешь даже сейчас, когда взгляд и тот фокусируется через раз. Смотрю на осунувшееся личико и синяки под глазами, которые не перекрываются поплывшим мейком, и задаюсь вопросом: случилось бы это с Настюшей, если бы мы вдруг не притянулись друг к другу?

Шагает гибкими пальчиками по моему бедру, а потом укладывает голову мне на колени. Демонстративно вздыхает и выдает грудным, вибрирующим голосом, в котором есть что-то очень больное:

— Я скучала по Вам, папочка.

Молчу. Осторожно укладываю руку на взъерошенный затылок и принимаюсь гладить ее по волосам. Делаю это машинально. Совсем не ощущаю прежнего восторга. В груди словно зияет дыра, в которой клочьями обгоревшей бумаги шелестит: «что бы было, если бы мои чувства к ней сейчас реанимировались»?

Настя заискивающе заглядывает мне в глаза, улыбаясь одними уголочками пухлых губ, и тянется к молнии на моих брюках.

— Я запретил тебе трогать меня, — приказываю прошитым металлом голосом, тут же отдернув от нее руку.

Смотрю на бывшую Сабмиссив и пытаюсь понять, почему у меня больше к ней ничего не горит. Потому что повзрослела и потеряла нимфеточную прелесть? Дело не в возрасте, просто молодость пластична. Перестала молиться на меня? Нет, она боготворит меня как и прежде. Может, потому что игрушка сломалась? Уже ближе к истине. Я не хочу, чтобы с Ариной произошло то же самое.