Нежность по принуждению

Родион зажимает рану на лбу и вновь пытается схватить меня. Я забегаю за стол, и с минуту мы просто смотрим друг на друга. Он дезориентирован и не может сообразить, как преодолеть преграду, а я не сразу понимаю, что надо бежать.

Кровь уже не капает, а стекает по правой стороне его рожи тонкими струйками. Его лицо, утратившее всякую привлекательность, искажается звериной гримасой, а дыхание шумное и свистящее.

— Я тебя грохну, сучка, — проговаривает он хрипло и бросается ко мне, опрокинув стол.

Я на плохо слушающихся ногах несусь к лестнице. Плиточный пол проскальзывает под босыми ступнями, и у самого подножья лестницы я спотыкаюсь и падаю. Разбиваю колени в кровь и пытаюсь взобраться на ступени, хватаясь за перила и подтягиваясь за них.

Он хватает меня за волосы и дергает на себя. Я кричу от боли, когда Родион разворачивает меня лицом к себе. Мое тело сейчас словно медуза. Сил бороться больше нет. Я смотрю на него, нависающего надо мной, не закрывая глаз и не отводя взгляд.

Родион стирает кровь, затекающую в глаз, и хватает меня за щиколотку, тянет на себя. Я закусываю губу, чтобы не закричать — ступеньки врезаются в спину, оставляя ссадины. Я не закричу. Не доставлю ему такой радости.

Больно ударяюсь затылком о последнюю ступеньку и растекаюсь по полу, пока Родион плюхается рядом с моим растерзанным телом на колени и прижимает мои запястья к поверхности.

— Допрыгалась, сучка? — спрашивает, заливая кровью мои шею и грудь. — Сейчас повеселимся.

Глава 20. Руслан

Только сев за украшенный живыми цветами стол, я вспоминаю, что здесь сделал Кристине предложение. Какая ирония, что я вновь бессознательно выбрал этот пафосный французский ресторан, где на заднем фоне тихо играет «Por una cabeza», чтобы забрать его назад.

Сейчас весь здешний антураж кажется мне искусственным как наши отношения, где настоящие только взаимные измены.

— Принести вам что-то из напитков? — спрашивает вышколенный официант, вытянувшийся как по стойке «смирно».

— «Эвиан» без газа, — прошу я, а потом понимаю, что не потяну этот разговор без чего-нибудь хорошей выдержки, и добавляю — Сто грамм «Hardy Perfection». Со льдом.

— Что-то из еды желаете?

— Пока больше ничего, спасибо.

В ресторан входит Крис. Та же уверенная походка на высоких шпильках, привычный надменный взгляд и подчёркнуто идеальная осанка. Я пытаюсь нащупать, что изменилось в моей без пяти минут бывшей невесте, но не могу. Возможно, она носит ребенка от другого, но никак этого не показывает.

— Здравствуй, Руслан, — подставляет мне напудренную щеку, и я ее чмокаю весьма машинально.

— Здравствуй, — я обхожу стол и отодвигаю для нее стул.

—Наконец-то, — обиженно заявляет Крис, даже не притронувшись к меню. — Я уж думала тебе на нас плевать, — прикладывает руку к плоскому животу, скрытому легким свитером.

— Как ты себя чувствуешь? — продолжаю соблюдать формальности.

— Мы с твоим сыном хорошо себя чувствуем, — нагло манипулирует мною Кристина.

— Давай начистоту, — складываю пальцы домиком и подпираю ими подбородок. — Чей это ребенок?

— Что? — она старательно пытается броситься в слезы, но только дергает подбородком. — Как ты можешь, Руслан?

— Кристина, не надо сейчас унижать ни себя, ни меня. Мы так давно знакомы, и столько лет вместе, что можем хоть раз поговорить без масок и взаимной лжи. Я спрошу еще раз, а ты не торопись с ответом. Чей это ребенок?

— Я не понимаю, — вновь отпирается она. — Это твой сын, любимый.

Официант ставит передо мной бокал напитком карамельного цвета и ведерко со льдом и спрашивает у Крис:

— Вы что-то выбрали или посмотрите меню?

— Мне ничего не нужно, — выпаливает она, сжимая в пальцах салфетку.

Я бросаю в бокал кубики льда, а потом делаю хороший глоток крепкого спиртного.

— Я знаю, что у тебя есть кто-то на стороне, — смотрю ей в глаза, желая увидеть там правду.

— Как? — бормочет Кристина, полагая, что ее интрижка — это тайна, покрытая мраком.

— Все в порядке, — тянусь к ней и накрываю ее трясущуюся руку своей ладонью. — Давай хоть раз будем честны друг с другом. У меня тоже есть отношения на стороне. Не интрижка. Отношения.

— Как ты можешь, Русик? Мы же женимся, — она все еще хватается за соломинку. — Это было всего раз, клянусь тебе.

— Раз или каждый день — неважно, — делаю еще глоток коньяка. — Чей это ребенок? Я могу понять, что ты полюбила кого-то. В конце концов, я первым пожелаю тебя счастья, если с ним тебе лучше, чем со мной, но мне нужно знать, мой ли это ребенок. Прошу тебя, не ври. Своего я никогда не брошу, но чужого воспитывать не собираюсь.

Она молчит, а по щекам скользят крупные слезинки. Крис поджимает накрашенные красной помадой губы и просто смотрит на меня, часто моргая.

— Чей он, Кристина? — мое терпение тает как лед в стакане.

— Я не знаю, — выпаливает она. — Прости, но я не знаю, твой он или Виталика.