Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

За стойкой стоял кузен Джоуи Ди, Майкл, и это очень меня обрадовало. Майкл отлично подходил для этой работы – идеальный бармен под мое настроение. Я нуждался в том, чтобы отвлечься, занять голову какими-то новыми темами, а Майкл был настоящим кладезем новых тем. Единственный непьющий в «Публиканах» – Майкл завязал со спиртным уже много лет назад, – он неизменно пребывал в отличном настроении и бурлил новыми фактами и идеями, почерпнутыми из книг. Его считали раздражительным, но меня эта раздражительность не смущала. Майкл выглядел в точности как уволившийся из армии Улисс Грант[34]: грозный, бородатый, коротко стриженный, вечно мечтающий о сигаре. В тот вечер я больше, чем когда-либо, желал посидеть с генералом Грантом, сокрушаясь обо всей этой чертовой кровавой кампании. Прежде чем я уселся на барный стул, генерал Грант уже выскочил из-за бруствера, рассуждая про Дональда Трампа, министров обороны, бейсболистов, моделей, итальянских мафиози, эрцгерцога Франца Фердинанда и «Акилле Лауро»[35], дорожные пробки, кварки, истончение озонового слоя и что означает У. Б. в имени Йейтса. Едкий запах горелых кренделей начал потихоньку отступать.

На другом конце барной стойки работал Джоуи Ди. Я помахал ему рукой, но он смотрел сквозь меня, словно загипнотизированный. Он что-то говорил, хотя рядом с ним никого не было. Полноценная беседа с карманной мышью – только на этот раз казалось, что мышь ему отвечает. Я спросил генерала Гранта, что такое с его кузеном.

– Опять увидел Джози, – сказал он, протирая стойку тряпкой.

– О нет! – ответил я. – Она здесь? Сегодня?

Он с недовольным видом кивнул.

Джоуи Ди и Джози, одна из официанток, недавно развелись, и поскольку развод прошел отнюдь не миролюбиво, их приходилось ставить в разные смены, чтобы бывшие супруги не пересекались. Однако в некоторые вечера, из-за болезней или отпусков других сотрудников, им приходилось работать вместе. В такие вечера Джоуи Ди больше походил на гробовщика, чем на бармена. Наблюдая, как Джози порхает между столами, он сквозь зубы рассказывал посетителям, как она с ним обошлась. В один, особенно незадавшийся Джози вечер парни окрестили его конец стойки Бермудским треугольником: люди подходили туда за напитками и пропадали без вести, затянутые в воронку сетований Джоуи Ди на свою судьбину.

Дядя Чарли винил себя, ведь это они с Пат свели Джоуи Ди и Джози вместе. Худшая ставка в моей жизни, говаривал дядя Чарли, когда Джоуи Ди начинал стенать и причитать по поводу Джози. Другие бармены закатывали глаза у Джоуи Ди за спиной и шутили насчет «Джози и нытика». Даже Стив, который очень любил Джоуи Ди, порой терял терпение. По крайней мере один раз он вызвал его к себе в подвал и велел повзрослеть.

– Ты не можешь так себя вести в моем баре, – сказал Стив. – Ты нагоняешь на людей тоску. Пора стать мужчиной, Джоуи Ди. Будь мужчиной.

Когда я узнал, что Стив вызвал Джоуи Ди на ковер, меня всего передернуло. Я предпочел бы взойти на эшафот, лишь бы не спускаться в подвал к Стиву и не выслушивать лекцию о мужественности.

Я не мог сказать ни Стиву, ни кому другому из парней, что в действительности понимаю и поддерживаю Джоуи Ди. Если бы меня вынудили работать с Сидни, я держался бы не лучше. К тому же я просто не мог плохо думать про Джоуи Ди, что бы он ни натворил. Я был бесконечно признателен ему за то, как по-доброму он обращался со мной и Макгроу, когда мы были детьми, как учил меня качаться на волнах и высматривал голову Макгроу над водой. А еще я знал, что Джоуи Ди приглядывает за дядей Чарли – следит, чтобы его голова не ушла под воду. Джоуи Ди взял на себя роль его охранника, телохранителя и надежного тыла. Волновался, что тот много играет. Защищал дядю Чарли в каждой пьяной драке. А после того, как дядя Чарли уходил со смены в баре, вытирал за ним со стойки пятна и потеки.

– Чертов Чэс, – приговаривал Джоуи Ди при этом, – когда он уже поймет, что хороший бар – это чистый бар.

Дальше Джоуи Ди брал жесткую щетку и затирал отметины на дереве в тех местах, где дядя Чарли ударил бутылкой в порыве гнева или восторга. И что это, если не любовь?

Подсознательно я также восхищался – и немного завидовал – тем, как Джоуи Ди выплескивает свой гнев. Если ему разбивали сердце, он в ответ разбивал несколько голов. Он беззастенчиво срывал злобу на Джози на пьянчугах, бедокуривших в баре, и делал это очень элегантно. Такие драки были для него сродни искусству. В барных потасовках он являлся, как Хемингуэй в корриде, одновременно участником, знатоком и апологетом. Однажды я спросил Джоуи Ди, в скольких драках он побывал за прошедшие годы, и тот стал считать – медленно, с удовольствием, – как Казанова, перебирающий в уме всех своих женщин.

– Их было по меньшей мере триста, – сказал он наконец. – И проиграл я лишь одну.

Тут Джоуи Ди сделал паузу и задумался.

– Хотя нет, – добавил он, – там вышла ничья.