Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Она повернула ключик еще раз и бросила через плечо. Потом улыбнулась мне – тепло и одобряюще.

– Меня повышают!

– До вторника, – только и сказала она.

Идеально! Очень вовремя! В те же выходные, когда Сидни станет миссис Трастовый Фонд, я стану штатным репортером «Нью-Йорк таймс». Будь я на месте, когда редактор посылал за мной, я смог бы проигрывать счастливую сцену у себя в голове весь уик-энд, и она помогла бы мне прогнать оттуда образ Сидни, идущей к алтарю.

Но так, сказал я себе, даже лучше. Буду наслаждаться предвкушением.

По телевизору снова показывали шестой матч мировой серии, когда я явился в «Публиканы» объявить, что меня повышают. Салфетки полетели в воздух, загремели поздравления. Парни трепали мне волосы и уговаривали дядю Чарли позволить им угостить репортера его первой выпивкой в новом статусе. Стив настаивал, что мое повышение напрямую связано со статьей о Манхассете, которую он упорно называл «статьей о «Публиканах».

Я решил провести последние выходные в качестве копировщика, навестив старых друзей в Нью-Хейвене. С больной головой после вчерашней пирушки в «Публиканах», рано утром в субботу я сел на поезд. Мне стало грустно, когда поезд притормозил в родном городке Сидни, но с этой грустью я мог справиться. У нас обоих все складывалось. Мы шли по разным дорогам и одновременно достигли своих пунктов назначения. Так и было нужно. На все свои причины. Если бы я продолжал таскаться за Сидни последние три года, пытаясь отбить ее у Трастового Фонда, мне не хватило бы сил дослужиться до репортера в «Таймс». И все равно, я не мог не думать о том, как, наверное, роскошно она выглядела, когда шла к алтарю, со светлыми волосами, собранными в высокую прическу, и не представлять себе ее очаровательного лица, когда Трастовый Фонд поднял на ней фату. Страшно было даже помыслить, какую боль причиняли бы мне эти картины, не приближайся мой собственный торжественный день.

Прежде чем повстречаться со старыми друзьями из Йеля, я отправился к самому давнему и верному – раскидистому вязу. Я уселся под деревом со стаканчиком кофе и стал размышлять о том, какой большой проделал путь. Потом побродил по кампусу, останавливаясь у каждой скамьи и ограды, на которые натыкался в отчаянии, когда приезжал сюда школьником. Заглянул во все дворики и переулки, где мы с Сидни смеялись, целовались и строили планы на будущее. Послушал колокола на башне Харкнесс, пообедал в старом добром кафе-библиотеке. Мне было куда радостней и веселей, чем в день выпуска, потому что этот мой выпуск – из копировщиков в репортеры, – я воспринимал практически как чудо.

Во вторник я заявился к секретарше редактора ровно в девять часов. Она жестом велела мне подождать, а потом прошла к нему в офис. Редактор разговаривал по телефону. Я видел, как она показывает на меня. Редактор улыбнулся и помахал рукой: заходи-заходи.

Он сделал мне знак садиться и прошептал: «Международный», – указывая на телефон. Я сел.

Редактор, отвечавший за обучающую программу, раньше был военным корреспондентом и многолетние разъезды по всему миру придали ему вид космополита. Лысый череп покрывал густой загар, а оставшиеся волосы по периметру головы были густыми и светлыми. Его лысина выглядела шикарно, вызывая зависть. Костюм сшит на заказ – в Лондоне, вне всякого сомнения, – а туфли на шнурках цвета шоколада явно вручную тачал итальянский мастер. Кто-то мне говорил, что этот редактор покупает всю обувь только у одного башмачника в Италии, уже много лет. Интересно, это правда? Еще до меня доходили слухи, что он крутил роман с кинозвездой, славящейся своей взбалмошностью, и был сильно разочарован, когда выяснилось, что груди у нее ненастоящие.

Он повесил трубку, скрестил руки на столе и спросил, как прошли мои выходные. Я ответил, что ездил в Йель.

– Я и забыл, что ты из Йеля, – сказал он.

– Да, – кивнул я.

Он опять улыбнулся. Улыбка почти как у Стива. Я улыбнулся в ответ.

– Ну что же, – начал он. – Как ты, наверное, догадываешься, редакторы тщательно изучили твои работы – и они потрясающие. Честное слово, некоторые статьи, которые ты для нас написал, просто выдающиеся. Вот почему мне жаль, что я не могу сообщить тебе хорошую новость. Как ты знаешь, когда комитет проводит голосование за стажера, кто-то высказывается за него, а кто-то против. Голосование состоялось. Я не имею права разглашать, кто как проголосовал, но, боюсь, с учетом результатов мы не можем предложить тебе репортерскую должность.

– Ясно.

– Общее мнение таково: тебе стоит поднабраться опыта. Созреть. Возможно, в небольшой газете, где ты сможешь учиться и расти.