Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Он ни словом не упомянул горелые крендели и ошибку в фамилии Келли. Не стал распространяться насчет моих попыток произвести впечатление или обсуждать эссе на тему «уж-простите-что-я-такой-идиот». Редактор являл собой образец сочувствия и такта. Подчеркнул, что я могу оставаться в «Таймс», сколько захочу. Однако если я предпочту уйти, если захочу приобрести журналистский опыт, что возможно только благодаря ежедневной работе с четко поставленными сроками, «Таймс» меня, безусловно, поймет, а редакторы пожелают всего самого наилучшего и дадут блестящие рекомендации.

Конечно, он был прав. Преждевременно и самоуверенно было думать, что я готов к работе в «Таймс». Мне действительно требовалось созреть – куда больше, чем он предполагал. Я поблагодарил его за уделенное время и протянул через стол ладонь для рукопожатия. Когда он протянул свою в ответ, я поглядел на его пальцы, тонкие и ухоженные. Пожатие его было крепким, кожа – мягкой, но не слишком, не похожей на женскую. Такие руки могли быть у концертирующего пианиста, или фокусника, или хирурга. Руки взрослого мужчины, в отличие от моих, с заусенцами и пожелтевшими от табака ногтями, как у беспризорника. Его пальцы печатали сводки из зон военных действий и ласкали груди киноактрис. Мои допускали непростительные ошибки, набирали неправильные буквы и вечно каменели в творческом «ригор мортис». Я подумал, что был бы не прочь обменять свои руки на его. А заодно и волосы. И тут же раскаялся в своем желании. Этот парень только что сказал мне, что я недостаточно хорош, но я все равно им восхищался и готов был обменяться кое-какими частями тела. Последние слова утешения и поддержки я уже не слушал. Я приказывал себе: разозлись же! Мне казалось, было бы правильней закричать на этого редактора, наброситься с ругательствами. Джоуи Ди, говорил я себе, уже перескочил бы через его стол, ногами вперед. Джоуи Ди вцепился бы редактору в блондинистые волосы, эту шелковистую, блестящую прядь – сколько, интересно, он тратит в месяц на кондиционер? – и ткнул бы лицом в столешницу. Как бы мне хотелось стать Джоуи Ди! Или этим редактором – который благополучно выпроводил меня из офиса и захлопнул перед носом дверь.

Несколько часов я слонялся по Манхэттену и размышлял. В конце концов позвонил маме из бара на Пенн-Стейшн. Она сказала, что гордится моими усилиями.

– Может, приедешь в Аризону? – спросила она. – Начнешь все заново.

– Я еду в «Публиканы».

– В будущем, я имею в виду.

Но в своем будущем я видел только «Публиканы», и ничего более.

Глава 40. Секретарь

Я взял в «Таймс» неделю отпуска и заперся у себя в квартире. Выходил лишь два раза в день: позавтракать у Луи и вечером плелся в «Публиканы». Остальное время я сидел дома в трусах, пил пиво и смотрел старые фильмы с Кэри Грантом на портативном черно-белом телевизоре. Никогда еще я не был так признателен судьбе за свои две комнатки над рестораном. Мне уже не мешали ни запахи, ни тот факт, что Далтон заходил ко мне подремать, когда меня не было. Несмотря на эти недостатки, квартирка была для меня домом, и потому я воспринял как тяжелый удар новость о том, что Дон и Далтон расширяют практику и им потребуется больше места. Взяв в оплату пару книг, Боб-Коп помог мне переехать обратно к деду.

Дом снова был переполнен: тетя Рут и несколько кузин вернулись туда, но я сказал себе, что это даже неплохо. Сэкономлю деньги на аренде. Буду жить еще ближе к «Публиканам». И чаще видеться с Макгроу, который вскоре должен был приехать из Небраски на лето. Станем снова жить в одной комнате – впервые со времен, когда были мальчишками.

Самое главное, Макгроу теперь разрешалось пить. Штат Нью-Йорк делал все возможное, чтобы держать Макгроу подальше от «Публиканов», поднимая возрастную планку каждый раз, когда приближался его день рождения. Но в 1989-м законодатели наконец остановились на возрасте в двадцать один год, позволив Макгроу, которому как раз столько и исполнялось, посещать бар. В его первый вечер дома, спустя неделю после моего переезда, мы наелись бабушкиного киселеобразного жаркого, облились одеколоном и бегом помчались в «Публиканы». Я придержал перед Макгроу дверь.

– После вас.

– Нет-нет, ты первый.

– Пожалуйста.

– Я настаиваю.

– Дань уважения возрасту.

Мы вошли с ним вместе.

– Смотрите. Кто. Здесь.

– Ох ты, – воскликнул Спортсмен. – Взрослое время закончилось. В бассейне детишки.

Парни повыдергивали купюры из своих стопок и замахали ими перед дядей Чарли. Выглядело все так, будто он сорвал банк.

– Племянники, – объявил он, – вас угощают все.