Диплом, который я не могу прочитать, с именем, которого не признаю. Ладно, наплевать. Я гордился своим дипломом, считая его практически вторым свидетельством о рождении. Мать провела по моему имени пальцем.
– Джей Ар Мёрингер, – сказала она. – Ты заставил их напечатать Джей Ар? Без точек?
– Договорился в последнюю минуту.
– А что случилось с Джей Аром Макгуайром?
– Я… в общем, я передумал.
Она поглядела на мои руки на руле.
– А йельское кольцо?
– Поговорим о нем за ужином.
Недавно маме прислали из Йеля каталог колец, и по какой-то причине он захватил ее воображение. Она втемяшила себе в голову, что должна купить мне кольцо в качестве подарка на выпускной. Сказала, у меня должно быть кольцо. Кольцо вроде как важная часть йельского опыта. Как диплом, утверждала она, кольцо будет доказательством, что я учился в Йеле.
– Блестящим доказательством, – закончила она.
Я не хотел никакого кольца. Пытался объяснить маме, что испытываю отвращение к мужским украшениям, напоминал, что йельские кольца стоят дорого. Она ничего не хотела слушать. У тебя должно быть кольцо, и все тут. Ладно, сказал я, отошли мне каталог, я закажу кольцо. Но заплачу за него сам, взяв лишние смены в библиотеке-кафе.
За ужином в «Публиканах» мама решила, что я не сдержал слово и что деньги на кольцо вылетели в трубу, как деньги на смену имени.
– Ты обещал, что закажешь кольцо, – разочарованным тоном сказала она.
– Я заказал.
Из нагрудного кармана блейзера я достал бархатную коробочку и подтолкнул к маме через стол. Она откинула крышку. Внутри лежало йельское кольцо. Женское. Я объяснил, что Йель был нашей общей мечтой, общим достижением. Сказал маме, что без нее никогда бы в Йель не попал, и уж точно не закончил бы учебу.
– По моему искреннему убеждению, – сказал я, – сегодня ты закончила Йель тоже. И у тебя должно быть доказательство. Блестящее.
Глаза ее наполнились слезами, она попыталась ответить, но слова застряли у нее в горле.
После ужина мы переместились в бар. Дядя Чарли стоял за стойкой и в мою честь всю ночь ставил Синатру.
– Это вроде твоего гимна, – сказал он, прибавляя звук, когда заиграл «Мой путь». Молоденький хиппи в замшевой куртке с бахромой на рукавах попросил дядю Чарли поставить, пожалуйста, что-нибудь еще, но тот лишь зыркнул на него и сделал еще громче.
Стив тепло приветствовал мою мать. Сделал комплимент ее кольцу и наградил рыцарственным вариантом своей чеширской улыбки. Спортсмен повернул к маме свой козырек и сказал дяде Чарли, что хочет ее угостить.
– Дороти, – сказал дядя Чарли, – Спортсмен тебя угощает.
Я начал шепотом рассказывать маме на ухо про то, как Спортсмен воевал во Вьетнаме. Мне хотелось ей внушить, что это большая честь, если Спортсмен тебя угощает, но Твоюжмать меня перебил.
– Твой сынка, – заявил он матери, – залихачивает спушки как никто в этом тесте, особенно если перебертить его умти-думти, уж поверь мне!
– О? – воскликнула мама, недоуменно глядя на меня. – Большое спасибо!
Пока мама беседовала с дядей Чарли и Твоюжмать, Спортсмен хлопнул меня по плечу. Спросил, какой предмет у меня был главным. История, ответил я. Он спросил почему. Я сказал, один из профессоров говорил нам, что история – это повесть о народах, ищущих, куда им идти, и мне понравилась эта мысль.
– И сколько в наши дни стоит образование в Йеле? – поинтересовался он.
– Около шестидесяти тысяч, – ответил я. – Но в моем случае они покрывались грантами и студенческой…
– А в каком году была подписана хартия вольностей?
– Вольностей? Я не знаю…
– Как я и думал. Шестьдесят штук, спущенных в унитаз.
Он закурил свою «Мерит Ультра» и сделал глоток «Будвайзера».
– Хартия вольностей, 1215 год. Краеугольный камень английского законодательства. Защита от тирании. И тебя в твоем чертовом Йеле этому не научили?
Он говорил так, словно сам факт, что я закончил университет, выводил его из себя. И не он один. Кольт тоже выглядел оскорбленным, как медведь Йоги, укравший корзинку для пикника, которая оказалась пустой. Неужели этих мужчин, как Синатру, Йель почему-то пугал? Я не мог смириться с мыслью, что диплом Йеля станет препятствием между мной и баром, поэтому взялся рассказывать о своей отвратительной успеваемости и перипетиях с Сидни, и постепенно настроение моих собеседников улучшилось.