Нежный человек

И она ушла, оставила меня одного, я присел на скамейку отдышаться. Вонь, густая непроветриваемая годами вонь от носков, резиновой обуви, рабочих комбинезонов, протухшего недопитого алкоголя, аэрозольных дезодорантов. Пришлось дышать через воротник, пока я не услышал шаги. В раздевалку вошел импозантный мужчина в коротком пальто и женских сапогах, из-под вязаного колпака рыжие кудри вразлет, будто мужчина делал недавно в парикмахерской "химию", через плечо кожаный портфель на ремне. Мужчина уставился на меня, глаза круглые, добрые, бровки домиком.

– Месье Перен! – чуть не выпалил я. Мы не успели познакомиться, валилась толпа мужиков с пакетами, сумками, они хохотали, вспоминали перебивая друг друга новогоднюю ночь. Хлопали месье Перена по плечу или по спине, кто куда попал.

– Привет, Нло!

– Привет, Нло!

– Нло, привет!

Месье отстреливался шутками, меня не замечали, парень в кожаной куртке с меховым воротником объявил:

– Сегодня только Московский и Выборг.

Он не переодевался, подошел ко мне:

– Паспорт взял? Давай. Будь пока с Игорем, – жест в сторону месье, – потом скажу.

Месье Перен представился:

– Игорь. Ну, пошли.

У меня язык не поворачивался назвать его Игорем, вылитый Поль или Франсуа.

– Бери паллет, бери рохлю.

– Кого?

– Тележка гидравлическая, а это – паллет.

– А-а…

Мы ходили между стеллажами, месье тыкал пальцем в ячейки хранения, читая по накладной, называл мне нужный товар.

– Сок четыре упаковки, гречка десять пачек, растительное масло одна коробка…

Я все это складывал на поддон, собранный заказ оставляли у ворот на проверку. Вместо перекура мы с месье уходили в его "кабинет" – закуток у стены между стеллажами, здесь стояли письменный стол, заваленный канцелярским мусором и скамеечка.

– Не куришь?

– Не-а.

– Молодец. Я тоже четыре года не курю, не пью и не ем мяса. Вот скажи, мне можно дать сорок семь лет?

Вообще-то можно, подумал я, но вежливо ответил:

– Нет, конечно, сорок семь, обалдеть.

– То-та. И разве человек, который ест мясо, может сделать вот так!

Франсуа повернулся ко мне боком, хоп – сложился пополам, его лоб коснулся коленей, зад оттопырился.

– Пидараст! – крикнули откуда-то из-за коробок. Месье махнул рукой:

– Не обращай внимания, это Пепс петуха врубил, будет орать полдня, хули – новенький на складе.

Обедали вместе в столовой за одним длинным столом. Я уже знал всех, не так много здесь было народа. Сборщики заказов – Месье Перен, Пепс, Гоблин и я, месье старший. Проверяльщики собранных заказов – Башка и два брата студента, имен братьев не помню тихие были парни, незаметные, Башка старший. Они же упаковывали и грузили заказы по машинам. Парень в кожаной куртке Антон заместитель директора, красавица Ира бухгалтер операционист, дядька на тракторе он же и водитель штабелера, и еще охранник бессменный дядя Жора. Офис фирмы находился где-то на Васильевском острове. Директора я увидел через неделю, все звали его – Шеф.

Пепс и Гоблин два пожилых балбеса. Слушаем радио, новости – потоп на юге Европы, разливы рек Рейн и Дунай, жертвы, разрушения.

– Да и хуй с ними голубыми!

– Бугага!

– Кореша твои, Нло, тонут!

Гоблин:

– Купил своей в шопе хуй толщиной с руку, теперь ебу ее, она глазами хлопает – что-то не так, говорит…

– Бугага!

В половину шестого Пепс командовал:

– Слышь, хорош.

Мы бросали работу, шли переодеваться. Обычно начальства уже не было. Каждый вечер на скамейке бутылка водки, три стакана. В первый день я думал, это опохмел после праздника, но не фига, пили каждый день: Пепс, Гоблин и Башка. Налили и мне. Никакое они не быдло, думал я уже пьяный, обычные, нормальные чумадеи.

Кладовщик Башка самый умный человек на свете. Любой вопрос задай, он мгновенно отыщет четкий логический ответ:

– Ну почему тогда негры тупые, а мы умные?

– Им думать не надо, банан упал с дерева вот тебе и завтрак, обед и ужин, лето круглые сутки. А северянам всегда приходилось выкручиваться, как огонь развести, мамонта задушить, эволюция.

– Почему СССР развалился?

– Хлеб сколько стоил помнишь? Шестнадцать копеек, а себестоимость одной буханки – труд комбайнера, мельника, кассирши тети Клавы в булочной, даже по советским расценкам около двух рублей. А продавали за копейки, для счастья рабочего класса, так все и проебали по тихой грусти.

– А все беды наши?

– Закон силы трения знаешь? Людей очень много стало. Люди трутся, трутся друг о дружку, их все больше и больше. Бум-бряк и заискрение, хлоп! вот тебе и мировая война.

Как-то шли вечером по Лиговке к метро, Гоблин орал:

– Все парадные заколочены, заебали!

– Почему, Башка? Почему вход всегда со двора?

– Заводы. Шли рабочие со смены, вот как мы, пьяные и счастливые, хозяева жизни, и ссали везде. Дворникам надоело…

И хуй поспоришь. Вообще, трезвый Башка мало разговаривал, логикой давил только вечером, после первого стакана.

А охранник меня не любил, утром и вечером проходя мимо его будки, я слышал:

– Но тыэ.

Ирка смеялась, мы обычно уходили с работы вместе.

Как-то в обед я вышел на улицу подышать свежим воздухом, Ира курила, в ватнике, в тапочках. Охранника не было. Она сказала:

– Пойдем.