Нежный человек

Потушила сигарету, мы спустились в подвал. Здесь было жарко, как в бане, везде трубы горячие, чисто, светло. В углу сарайчик из досок, окошко, мы спрятались в тени каких-то котлов, я спросил:

– Кто там?

– Дядя Жора кушает, его каморка.

Подвал склад делил с заводом, заводская половина была отделена рабицей. Я заметил на той половине за сеткой множество пустых блюдец на полу.

– Здесь обычно кошек видимо-невидимо, – прошептала Ирка, – бабуля лифтерша развела, набежали со всей Лиговки. Секи.

И она истерично замяукала.

– Мяу-мяу-мяу-мяу-у-у.

А из будки в ответ:

– Гав-гав-гав!

Так дядя Жорж просил кошек заткнуться.

– Мяу-мяу-мяу!

– Гау-гау-гау! Суки! Убью!

Ирка зажала мне рот ладошкой, я вырвался, убежал на улицу, успокоился вовремя – на улицу вышли курить Пепс, Башка, Гоблин.

В воскресенье Ира окликнула меня у магазина "Титаник". Она была с коляской, в коляске сидел маленький человек годиков трех в пестром комбинезоне. Нас представили друг другу, парень на что-то обиделся, надул губы.

– Мы гуляем, ты куда?

И мы пошли вместе. У Ирки ничего не было кроме работы, дома только этот маленький человек и сумасшедшая мать. А на работе одни дебилы или женатые, и тут пришел я молодой, разведенный. Дождалась. И меня любовь догнала еще там в подвале с кошками, слишком долго мое сердце было пустым. Самая обычная история.

Мы теперь не расставались, гуляли в субботу и воскресенье, искали друг друга на Сенной площади, мобильных телефонов еще не было.

Как любовь перекрашивает реальность, в страшной квартире Сереги Тена стало светло и уютно, теперь мне казалось, будто я жил здесь всегда. Я даже подмел пол, выкинул грязную посуду и всю старую прессу из маленькой комнаты, про хозяина и гостей старался не вспоминать.

Однажды месье Перен спросил:

– Ирочку клеишь? Да я никому не скажу, все нормально, только…

Он рассказал, как шеф вышел из тюрьмы год назад, сожрал у метро шаверму вместе с бумагой, не знал, думал, что шаверму так и едят. Ему понравилось. Женился на хозяйке этой фирмы, вот теперь директор.

– А до хозяйки у него Ира была, и ребенок его, только на фиг ему эта Ира, надо жизнь заново начинать. Они все отсюда с Обводного канала – Антон, Шеф, Гоблин, Ирка. Думаю, ничего у тебя не выйдет, она до сих пор его…

Я не поверил, подумал – этот волосатый мудак завидует, но настроение испортилось.

Начало февраля окатило весенними дождями, запели птицы. Я получил первую зарплату, и подумывал перебираться отсюда, снять жилье, живу на пакетах, каждую минуту жду гостей или хозяев.

Двадцать второго февраля четверг, впереди три выходных. Даже месье Перен принес себе бутылку вина, Пепс с Гоблином уже с обеда ходили косые. Директора не было, Антон оставил месье за старшего, тоже ушел в четыре часа. Я со студентами загрузил последнюю машину, присоединились к коллективу, пили в столовой, как обычно, Башка говорил, все слушали:

– …Лиговка это феномен, рабочая окраина была, вон сколько заводов на берегу канала, но главное – вокзал, со всей Руси поезда. Вокзал это лохи деревенские, чемоданы, очереди за билетами, водочка в дорогу за миллион рублей. Работы непочатый край.

– Гопота неистребимая, жулье, бродяги…

– Вот какой-нибудь Петя Жопин приехал учиться, или работать, ну не сложилось у него, денег на билет нету. Мыкается на вокзале третьи сутки, ну к нему подходят – чо, жрать хочешь? Ага. Ну, пошли. Понравится, дадут койко-место, "жить" научат, нет, проткнут и в люк сбросят. Так до сих пор, вон прогуляйся вечером или ранним воскресным утром, на пиздюль наскочишь…

Вдруг Пепс перевернул стол, поставил его на бок, зазвенели об пол тарелки, вилки.

– Я король Петроградской!!!

Перен исчез, мелькнули винтажные сапоги в коридоре, ему вдогонку полетел огромный бутыль с водой, те что насаживают на кулер. Бам-ц! Рассыпалось в дребезги стекло в будке охранника.

– Нэлэо! Иди сюда, пидр!

Началось. Ирка успела закрыть кабинет, мы с ней выскочили на улицу, у ворот я остановился, захотелось вернуться.

– Да пойдем, там не интересно, каждый праздник одно и тоже.

Я проводил ее до переулка, первый раз видел ее пьяной. Зашли во двор, она показала свои окна, прощаться не хотелось, только начинало темнеть. Она обещала позвонить завтра, сразу, как только проснется.

Нажрусь сегодня, имею право. Домой пришел через два часа, гулял, зашел на Сенную, посидел во "Вмятине". Еще с улицы в тишине двора я услышал, как теребонькает телефон у меня в коридоре. Едва-едва, но все равно слышно. Успел.

– Але.

Я не узнал ее голос, она плакала.

– Встретишь меня? Я не могу больше…

Я ничего не понял, сказал:

– Давай у "Титаника", уже иду.

…Утро было прекрасным, солнце редкое, зимнее только на двадцать минут попадает в мою комнату, потом закатывается за белые заснеженные крыши…

Ира вечером опомнилась, вообще-то ее, наверное, ищут, сын задает вопросы.

– Как не хочется уходить.

Она прикурила и ушла в коридор звонить домой. Я закрыл дверь, что бы не слышать. Через десять минут вернулась в комнату, села на кровать, голая и несчастная. Вдруг улыбнулась.