Нежный плен

- Я, - Анна неуверенно заулыбалась, - я просто хотела, чтобы все остались живы…

- Затронута честь – моя и моей подопечной, и мне безразлично – пьян ли был Рерик или же нет.

Все это время молчавший Рерик, наконец, подал звуки. Правда, это были уже не слова, а рвота, исторгаемая наружу. Леонардо, окинув барона уничтожающим взором, повернулся к Годиве.

Она стояла, бледная, напуганная. Лишь огромные голубые глаза казались яркими пятнами на её лице. Губы дрожали, казалось, вот-вот с них сорвется просьба, чтобы он, Леонардо, отменил поединок. Ему действительно, на короткий миг, захотелось это сделать. Схватить Годиву, забрать отсюда – подальше ото всех этих чужих глаз. Спрятать, защитить, уберечь.

- И все-таки, давайте будет честными, - выступая вперед, начала говорить Алисия, - вы так ревностно оберегаете леди Годиву, что у нас складывается мнение, что вас связывает нечто больше. А что говорить про королевский двор? Слухи туда долетят быстро. И если вы действительно желаете добра своей подопечной, пусть она предоставит нам подтверждение своего целомудрия.

Алисия демонстративно умолкла, зато Анна, блеснув глазами, подхватила эту идею дальше:

- Да, милорд. Леди Алисия права. Нам всем не чужды понятия целомудрия и чести. На кону стоит честь этой девушки, - брюнетка выдавила из себя сочувствующую улыбку, - поэтому все мы ждем подтверждения её невинности. Выдайте её замуж, а на утро – пусть на стене повесят окровавленные простыни. Тогда никто из нас уже не скажет и не подумает против неё, а весть о непорочности прекрасной саксонки и благородстве нормандского льва дойдет  до нашего короля.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Леонардо сжал челюсти. С каким бы удовольствием сейчас он оторвал бы языки, а потом – головы тех, кто так жаждал невинной крови. Вместо этого, воин, одарив леди Анну и всех присутствующих убийственно спокойной улыбкой, произнес:

- Я улажу этот вопрос в самое ближайшее время.

Переведя взор на Годиву, Леонардо обратился к ней:

- Леди Годива, прошу вас, идемте, я провожу вас до комнаты.

С её губ едва не сорвался вздох облегчения, но девушка, вовремя опомнившись, подавила  его. За ней наблюдали. Десятки пар глаз ждали – когда прекрасная саксонка выдаст свою слабость. Но, к их недовольству, леди Годива, лишь скупо улыбнувшись, качнула светловолосой головой и, ни слова не говоря, последовала за нормандским львом. И только Господь знал, сколько сил и выдержки стоило это девушке.

Потому что в её голову закралась одна фраза, от которой кровь стыла в венах. «Окровавленные простыни». Боже мой, что это могло значить? Быть может, она не знает некоторых обычаев нормандцев? Как известно, отсутствие знаний – плодотворная почва для взращивания страхов. Вот и с Годивой случилось это. Потому что, как только она оказалась возле двери в свою спальню, только тогда девушка поняла, что её трясет.

Теперь, когда Леонардо остановился рядом к Годивой, он так же заметил её состояние. Длинные ресницы подрагивали, взгляд – лихорадочно блестел, высокая грудь часто воздымалась.

- Тебе нужно успокоиться, - мужчина толкнул дверь в комнату, - хорошенько выспись, отдохни, а после – поговорим.

Годива, сделала было, шаг, намереваясь зайти в спальню, но затем – резко остановилась и, забыв обо всех условностях, схватила Леонардо за предплечье. Под своими дрожащими пальцами она ощутила, как напряглись его мышцы.

- Я хочу поговорить сейчас, - поднимая на мужчину ярко-голубые глаза, произнесла она. В её тоне явственно слышалась мольба. Трудно было отказать в такой просьбе. Еще труднее было оставить Годиву одну, в таком состоянии. Не мог Леонардо задерживаться возле её двери, и уж, тем более, не позволено было ему зайти в спальню девушки без свидетелей. Не время,  еще не время. У воина оставалось всего несколько мгновений, чтобы хотя бы попытаться утешить прекрасную красавицу.

- Доверься мне, Годива, - не сводя с девушки пронзительных глаз, попросил-приказал Леонардо.

Нежная улыбка тронула полные губы саксонки, во взгляде мелькнула затаенная грусть.

- Если ты просишь об этом, - глаза Годивы стали влажными, - конечно.

Не давая воли чувствам, девушка, проскользнув рядом с Леонардо, скрылась в своей спальне. Прикрыв за собой дверь, Годива прижалась к ней спиной. Сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть, стучало неровно и громко. Слабость окатила тело девушки, словно она только что искупалась в горячей воде. И все равно, в груди, прорастая в сердце, уже жила надежда. Та самая надежда, которую Годива собственноручно похоронила. Она жила и рисовала в воображении красавицы картинки будущего.

Полночи Леонардо провел, стоя на крепостной стене замка. Вглядываясь в темную даль, он размышлял. Прохладный осенний ветер усиливался. Он, принося с собой аромат мха, забирался в ноздри, кусал за щеки, пытался сорвать с головы капюшон. Затем – утихнув, ветер молчал. Словно и не было его. Но это было лишь на время. Потому что, спустя время, он, с утроенной силой, вновь устремлялся на Леонардо. Этот ветер  был так похож на чувства мужчины к Годиве.