Нежный плен

Девушка заметила затаенную тревогу в глазах любимого. Чувствовала, что тот переживает, как она воспримет новое жилище. Сердце болезненно сжалось от любви к Леонардо.

- Конечно, муж мой, - одаривая супруга сияющей улыбкой, ответила Годива и стремительным шагом подошла к нему. Она смело зашла внутрь.

В доме царила полутьма, а еще витал запах сырости. Сквозь скудный свет, пробивающийся через узкое окошко, девушка успела заметить паутину и паука, пожирающего иссохшую муху. Нерешительно застыв у порога, Годива пыталась свыкнуться с мыслью, что отныне это – её новый дом. Сделать это оказалось труднее, чем представляла девушка. И все же, Годива, улыбнувшись, довольно произнесла:

- Леонардо, здесь очень тихо и спокойно.

Мужчина зажег свечу, потом еще и еще, наполняя комнату светом. Чем больше его было, тем заметнее становился интерьер нового жилища – небольшой камин у стены, а напротив – узкая кровать, очаг в углу, грубо сколоченный  дубовый стол, один стул и старый, с треснутой стенкой, сундук.

- Ты права, Годива, - Леонардо сдернул с кровати одеяло и повесил его на крючок. Затем сел на корточки перед камином и принялся разжигать его. Девушка, упершись взором в спину мужа, собиралась с мыслями, что нужно будет сделать здесь. Подмести, вымыть полы… прежде, она никогда еще не занималась подобной работой, и не была уверена, насколько хорошо это у нее получится, но отступать не собиралась.

- Поленья просырели, - Леонардо, поднявшись на ноги, направился к выходу, - я скоро, а ты пока – располагайся.

Хлопнув дверью, мужчина вышел из дома, оставляя жену одну. Годива медленными шажочками, словно боясь кого-то разбудить, шла по дому, разглядывая каждую деталь, что открывалась её взгляду. Ощущая себя гостьей в чужом мире, девушка старалась – снова и снова – привыкнуть к столь чужому пока для неё месту. Она понимала – понадобится время, чтобы обжиться здесь. Годива торжественно пообещала себе – что ни словом, ни взглядом, не покажет своему мужу, что ей что-то здесь не нравится. В конце концов, самое главное – то, что они с Леонардо вместе, а остальное – не имело такого значения.

Прекрасная саксонка, склонившись над одним из мешков, принялась копаться в нем. На её счастье, почти сразу же под руку попало одеяло – колючее, большое, и теплое, оно было весьма кстати. Девушка, укутавшись в него, стала извлекать содержимое мешка с провизией. Засушенный творог, несколько головок сыра, вялено мясо и хлеб, зеленые яблоки, при виде которых у Годивы свело скулы, а рот наполнился слюной. Не сдержавшись, девушка вцепилась в яблоко, с жадностью откусывая от него кусочек. Желудок защипало от кислого яблочного сока, но Годива продолжала поглощать фрукт, дивясь собственному порыву.

К тому моменту, когда Леонардо вернулся с ворохом хвороста, девушка уже доедала яблоко. Заметив мужа, Годива виновато сглотнула, словно совершила что-то преступное. Теплая улыбка озарила усталое лицо мужчины.

- Проголодалась? – Леонардо снова присел возле камина и стал разжигать его. – Сейчас вскипятим воду, заварим травы и поедим вкусно и сытно.

Послышалось ласковое тресканье поленьев, помещение начало наполняться пока еще еле ощутимым теплом и легким древесным ароматом. Мужчина подошел к Годиве и, вдруг, порывисто заключил её в своих объятиях. Сердце захлебывалось от любви к ней – к той, которая пошла за ним, которая одним своим видом озаряла эту почти нищенскую обстановку, превращая её в роскошный дворцовый зал…

Годива проснулась от звука льющейся воды. Еще до конца не придя в себя, девушка лежала, пытаясь сообразить, где она находится. Наконец, в сознании мелькнули картинки прошедшего дня. Смятение, волнение и  облегчение от осознания того, что она вместе с Леонардо. Рядом почувствовалось шевеление – мужчина, пробудившись, резко соскочил с кровати. Сейчас, на фоне тонкого лучика луны, деликатно пробивавшегося сквозь окошко, фигура нормандского льва казалась высеченной из скалы – мощные плечи, сильные руки, крепкая спина. Годива, позабыв о том, что откуда-то льется вода, залюбовалась мужем. Смотрела и думала: «какое счастье, что мы вместе».

- Крыша прохудилась, - недовольно пробурчал Леонардо, своим голосом разбивая прежде романтическую атмосферу. Он подтащил деревянный чан под место протечки. Вода захлюпала под его ногами, когда мужчина принес еще и ведра. Дождь забарабанил по емкостям и странной какофонией звуков наполнился дом.

Вернувшись в постель, усталый, замерзший, Леонардо не успел даже удобно устроиться, как теплые руки обняли его, а ласковые губы припали к его скуле.

- Спасибо, любимый, - погружаясь в сон, прошептала Годива.

А вот сам Леонардо еще долго не мог уснуть. Рядом с ним лежало самое драгоценное, самое желанное в мире. Его любимая женщина, его жена. И что же он ей дал? Чуть больше недели – жизнь в замке, и, вероятнее всего, долгие годы пребывания в жалкой лачуге…

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ