Незначительное (ЛП)

  Макияж сделал все, что мог, с тенями вокруг глаз, оживил волосы Лоррейн. Через несколько минут с продюсером им показали диван, где они будут сниматься бок о бок. Новостной репортаж начался с впечатления художника от бегуна, который столкнулся с Вивьен Натансон недалеко от дома Моррисонов. Затем были Майкл и Лоррейн, фотография Эмили, вставленная через плечо Лоррейн. «Кто бы ни забрал мою дочь и удерживает ее против ее воли, — сказал Майкл, моргая в камеру, — я умоляю вас не причинять ей вреда. Кто бы ты ни был, пожалуйста, пожалуйста, отпусти ее, позволь ей вернуться домой».

  Пот стекал по лицу Майкла, продюсер боялся, что из его носа упадет капля на близком плане, а это совсем не тот эффект, которого он хотел. В тот момент, когда Майкл закончил говорить, Лоррейн положила одну руку на его и сжала. Быстро отойдя назад, отрегулировав фокус, оператор просто попал в кадр.

  "Правильно!" сказал редактор, улыбаясь. «Вот наш выход».

  Тридцать

  Весь день они преследовали Рэймонда, гоняли его от погрузочной площадки к погрузочной площадке со своими криками, из разделочной в разделочную, от столба к столбу.

  «Раймонд! Вот, возьми это, ладно?

  «Раймонд, почему бы тебе не научиться двигать свое чертово тело!»

  — Рэймонд, ты еще не подготовил приказ?

  «Раймонд!»

  «Рэй!»

  — Рэй-о, черт тебя побери!

  «Рэй!»

  Хатерсейдж схватил его за горловину комбинезона и развернул, ботинки Рэймонда скользнули по залитому кровью полу, ноги провалились под него, и только рука Хазерсейджа, как окорок, держала его в воздухе. «Один Господь знает, о чем ты думаешь в половине случаев, ты, забытое богом оправдание человеческого существования, но в жизни моей старой мамы я знаю одно, что это не так, и это то, что я чертовски плачу тебе за дерьмо». делать. Здесь. Глянь сюда!"

  Наполовину волоча Рэймонда, наполовину толкая, он вытащил его во двор, протолкнул его через выдолбленные мясные туши, висевшие в очереди, и, наконец, сильно швырнул его в открытый конец развозного фургона.

  «Смотри!» — взревел Хатерсейдж. «Посмотри туда и просто скажи мне, что ты видишь? Филейные отбивные, видите? Пакеты для заморозки упакованы и готовы? Стейк из чака, лучший стейк из чака? Свиной живот? Что ж?"

  Рэймонд тяжело прислонился к фургону, желая потереть бедро в том месте, где он ударился о металл, желая возвысить голос на Хазерседжа, сказать ему, чтобы он брал твою работу и заткнулся, сказать ему, что ему, блядь, все равно.

  «Посмотрите на себя, жалкое существо!» Хатерсейдж покачал бычьей головой. — Господи, если бы ты мог видеть, как ты выглядишь, ты бы заполз под камень и умер.

  Раймонд, все еще наклоняясь, неровно дышал, по его лицу текли сопли, вдоль верхней губы росли редкие волоски.

  "Здесь! Смотри хорошенько на это дерьмо!» Хазерсейдж подтолкнул копию приказа к Раймонду, который неуклюже схватился за нее, разорвав почти пополам.

  Менеджер отошел, не веря; Мимо прошли два мясника в белых головных уборах и резиновых сапогах, комбинезонах, которые в начале дня были белыми. «Рай-о», — тихо скандировали они в унисон. «Рай-о, Рэй-о, Рэй-о».

  — Разгрузи это. Проверьте этот порядок, сделайте его правильным. Если вам повезет, я не буду стоять у ворот, когда вы соберетесь со своими картами. Но не надейтесь на это.

  Рэймонд провел время до конца своей смены, молясь о том, чтобы Хатерсейдж был там, уведомляя, верный своему слову. Это было бы концом: по крайней мере, настолько. Но все, что он видел от менеджера, было покрасневшее лицо с открытым от смеха ртом, мелькнувшее в окне офиса, когда Раймонд прокрался мимо.

  Сегодня была ночь, чаще всего он возвращался домой, к отцу, где они ели сосиски с луком, картофельное пюре, печеные бобы и томатный соус. Чай, достаточно крепкий, чтобы в нем выстояла ложка. «Одна вещь, в которой твоя мама, кажется, никогда не могла научиться, — говорил его отец, — заваривать хорошую чашку чая».

  Неважно, были и другие вещи, которыми она овладела; получить меру своего отца, например. Пять лет замужем, а Рэймонду уже четыре года, и она поняла, что его отец уже достиг того немногого, чем он собирался стать. Она связалась с продавцом, который ходил из деревенской лавки в деревенскую лавку, из провинциального магазина в провинциальный магазин; его особыми линиями были товары для дома, щетки, бельевые веревки, прищепки, наборы для совков «три в одном» из жесткого красного пластика. Когда он не был в дороге, он жил в фургоне в Инголдмеллсе. Маме Рэймонда всегда нравился запах моря.

  Первые несколько лет она посылала ему открытки на Рождество и день рождения. Рэймонд хранил их целую вечность, время от времени вынимал и водил руками по слегка рельефным надписям, выцветшим посланиям ручек: «С любовью от твоей мамы, с любовью, с мамой, с любовью, с мамой». Когда ему было четырнадцать, он отнес их на задний двор, разорвал на мелкие кусочки и оставил на ветру. Даже сейчас бывали времена, когда он заглядывал в ящик, вытаскивал одежду, ожидая, что она все еще там, в целости и сохранности на дне.