Незнайка в Совке

— Значит, внутри Луны есть дома, сделанные из камня, железа и бетона. И вы там, богатые и уважаемые, живете. В этих небоскребах, значит, в пентхаузах всяких. В кондоминиумах, всяческих дормиториях.

Так?

— Ну да. Не в саклях же.

Это слово произвело на милиционера неожиданное действие.

— Сакля! Сакля! — закричал он, подпрыгнув на стуле, — вот оно, «сакля»! Ну конечно! Рифма к слову «пакля»! Я же столько лет искал ее! И точно, жилище горца! Сакля-пакля! Ха! Урра! Сейчас попробую…

И вот, зашел я в твою саклю, а ты тарам-пам-парам паклю… Годится!

— Так вы еще и поэт? — криво усмехнулся Спрутс.

Милиционер густо покраснел:

— Ну, вообще-то я только учусь. Настоящий поэт- это Свистулькин, наш начальник отделения!

— Ах, вас тут двое таких?

— Почему двое? У нас все милиционеры поэты. Без этого в милицию не берут. Чины назначаются по глубине поэтического чувства. И по афористичности приказов и лозунгов.

— А преступников ловить?

— Чтобы ловить преступников, нужно иметь соответствующий боевой настрой, это сродни вдохновению. Если стихов не пишешь, то вдохновения никогда не почувствуешь. Тогда и боевой настрой не сможешь в себе вызвать. Преступники хитры и их так просто не поймаешь. Да, да… сакля! Вот оно! Вы видно, знаете толк в стихах.

В милиции не служили? Сейчас…

Он порылся в столе и извлек густо исчерканную бумагу.

— Вот, слушайте. Это мое лучшее стихотворение, вернее оно будет лучшим, когда я его закончу. Там вроде бы все слова на месте, но чего-то не хватает. Я это чувствую. Сейчас вы его прослушаете и скажете, чего не хватает. Тут, правда, еще начало подкачало… В общем, так:

Там, где лес от совиного крика
Дрожит и не видно ни зги,
Крадутся Жулио и Мига,
Подлые наши враги.

Спят коротышки в час поздний,

Но враги не умерили прыть.
Жулио плетет свои козни,
Мига мешает нам жить.

Схватить Жулио и Мигу!

Возмущены города.
Наказать Жулио и Мигу!
Гудят по стране провода.

Жулио и Мига не смеют

Счастью мешать и труду.
Положено им возмездье,
Поверьте, они не уйдут!

— Ой, что же это такое, братцы! — пролепетал Незнайка.

— Ну как? — спросил милиционер.

— Бесподобно, — сказал Спрутс и незаметно подтолкнул Незнайку. Тот вжался в стул и во все глаза смотрел на милиционера. Он узнал его — это была точная копия поэта Цветика, вернее это был Цветик собственной персоной, просто трудно было его сразу узнать в форме милиционера.

— Да, превосходные стихи, — продолжил тем временем Спрутс, — прямые мужские слова! «Схватить Жулио и Мигу!» Ух, как это правильно! Эти негодяи вместе с этим иудой Крабсом украли у меня миллион. Сейчас мне уже все равно, но тогда я был зол и, если бы обладал таким же несравненным поэтическим даром, я не мог бы выразиться точнее.

Браво! Браво! Настоящее, лапидарное искусство!

— Как вы сказали, «лапидарное»? — переспросил милиционер-Цветик, густо покраснев от обилия похвал. — Значит, вам понравилось?

— О, о, я в восторге! Бдительный, суровый страж порядка, и в тоже время такой яркий талант! И, конечно, зря вы думаете, что чего-то не хватаетэто же законченное произведение искусства! Отбросьте ложную скромность. Дальше украшать- только портить! Незнайка, что же ты молчишь?

— А… да… Цветик! Это же Цветик! — Незнайка, несмело указывал на милиционера пальцем.

— Да, меня зовут капитан Цветик, — ответил Цветик, но Спрутс перебил его:

— Вот видите, мой приятель лишился дара речи, — такой неожиданный, так сказать, эстетический шок постиг его! Признаться, он глуповат и его еще надо готовить к общению с прекрасным.

— Честно говоря, — промурлыкал Цветик, слегка жеманясь и оттого уже без сомнения похожий на самого себя, — это мое стихотворение — экспромт, но экспромт, выношенный долгими бессонными ночами. Когда идешь на задание брать опасного бандита или просто сидишь в засаде, когда прикрываешь в перестрелке друга- тогда где-то внутри зреет некое настроение. Эти стихилишь слабая тень моей сложной, да, без ложной скромности я повторю, сложной душевной жизни. Да, кстати, вот прекрасная рифма: «ложный-сложный». Ее надо бы записать…

Цветик начал рыться в бумагах, но вместо того чтобы записать рифму, сказал:

— Сейчас я выпишу вам паспорта. Я вижу, что вы люди честные, просто запутались. Итак, ваше имя.

— Спрутс, — ответил Спрутс и снова толкнул Незнайку локтем.

— Спрутс… гм, странное имя, — заметил Цветик, — пожалуй, оно не подходит.

— Да, оно может не нравиться, но я к нему привык, — с достоинством заявил Спрутс и приосанился на стуле. Цветик немного подумал, заполнил паспорт Спрутса и вопросительно взглянул на Незнайку.