Чаще всего этот взгляд достаётся Богу. Она держится рядом с ним, как будто знает, что он защитит её. Я думаю об уроках, которые усвоил в церкви, об Иисусе, детях и о том, что Царство Божие принадлежит им. Священник часто цитировал нам эти строки, и мать пожимала мои плечи, когда он это говорил. В тот момент я чувствовал себя ограждённым от всего зла. Нет веры, подобной вере ребёнка. Я не решился сказать Элис, что её вера направлена в неправильную сторону.
Уже утро. Прости меня, Аннабель. Я уснул с дневником на коленях. Нужно быть осторожнее. Он мог упасть на влажный пол, и тогда его уже нельзя будет прочесть. У Гери в рюкзаке был пакет, и я стал хранить дневник в пакете для дополнительной защиты. Никогда не знаешь, когда нас накроет волной. Или когда я больше не проснусь.
С момента ухода Жана-Филиппа прошло три дня. Мы съели всё мясо, что оставалось от его рыбы. Гери достала нам ещё рачков и водорослей с днища, там были маленькие креветки, которые мы тут же слопали. Это всего лишь закуска. В нормальной жизни проглатываешь их почти целиком. Но мы смакуем их, как полноценное блюдо, медленно жуя и как можно дольше не глотая, просто чтобы напомнить себе, каково это – есть.
Пресная вода остаётся самой большой нашей проблемой. Гери пыталась починить солнечный опреснитель сотней разных способов. Не сработало. Без воды мы иссохнем до смерти. Ночью я открыл глаза и увидел большую мясистую спину Ламберта, перегнутую через борт. Сперва я решил, что он блюёт, хотя никто из нас давненько этого не делал. Но потом я увидел, как он запрокидывает голову и подносит руку ко рту. Спросонья я не разобрал, что это было. Но сегодня утром сказал об этом Гери, и она потянулась в угол, где спал Ламберт, явно что‑то ища. Наконец она похлопала меня по руке, указывая. Из-под его левой ноги выглядывал черпак.
– Он пьёт морскую воду, – прошептала Гери.