Незнакомец в зеркале

Когда мужчина начинал испытывать желание, Джилл обхватывала рукой твердеющий член, медленно поглаживала, проводила языком с внутренней стороны бедер до самых пальцев. Потом командовала любовнику повернуться и все повторялось снова. Если же пенис оставался вялым, вставляла его головку в свою плоть и медленно втягивала в себя, чувствуя, как он твердеет. Джилл могла довести партнера почти до оргазма, дать успокоиться и начать снова так, что под конец мужчина получал ни с чем не сравнимое наслаждение, взрыв никогда ранее не изведанных ощущений. Но заботились они только о собственном удовольствии и, получив то, за чем пришли, одевались и исчезали. Никто не приласкал Джилл, не сказал нежного слова, не попытался доставить радость ей, не задержался, чтобы дать возможность почувствовать себя в счастливом оазисе – объятиях любовника.

И те роли, которые давали Джилл все эти продюсеры, режиссеры, ассистенты режиссеров, были лишь ничтожной платой за ни с чем не сравнимый экстаз.

По всему городу пошла слава о Джилл, что никто так не обработает мужчину, как она, и все хотели получить свою долю удовольствия. Джилл никому не отказывала, но с каждым разом в ней оставалось чуточку меньше любви и уважения к себе, их место занимали злоба и ненависть.

Девушка не знала еще, когда и как, но была уверена: настанет день и она заставит этот город заплатить за все, что с ней сделали.

Джилл сыграла во множестве рекламных роликов, кино и телефильмов. Она появлялась в роли секретарши, произносившей: «Доброе утро, мистер Стивенс», няньки, успокаивающей родителей: «Желаю хорошо провести время, не беспокойтесь, я вовремя уложу детей», лифтерши, объявляющей: «Следующий этаж – шестой», и девушки в лыжном костюме, кокетливо признающейся: «Все мои подруги курят “Данхилл”».

Но ничего не изменилось. Джилл по-прежнему оставалась безымянным лицом в толпе. Она работала в шоу-бизнесе, но по-настоящему так и не стала «избранной», и сама мысль о том, что именно так придется провести всю жизнь, была непереносима.

В 1966 году умерла мать, и Джилл приехала на похороны. День клонился к вечеру, на заупокойной службе было всего человек десять – ни одной женщины из тех, на кого долгие годы гнула спину миссис Цински. Пришли несколько набожных сектантов, истово веривших в Судный день и кару небесную для грешников. Джилл вспомнила, какой страх вызывали у нее религиозные собрания. Но мать находила в них своего рода утешение, средство изгнать мучивших ее демонов.

Неожиданно Джилл услышала тихий знакомый голос:

– Здравствуй, Жозефина.

Она повернулась – он стоял рядом. Джилл взглянула в его глаза, и случилось странное: как будто и не было разлуки, они по-прежнему принадлежали друг другу. Годы наложили печать зрелости на его лицо, выкрасили серебряным цветом виски. Но он не изменился, он по-прежнему был Дэвидом, ее Дэвидом. И все же они стали чужими.

– Прими мои соболезнования, – прошептал он.

И Джилл помимо собственной воли ответила:

– Спасибо, Дэвид.

Все выглядело так, как если бы они разыгрывали сценку из спектакля.

– Нам нужно поговорить. Сможешь встретиться со мной сегодня вечером? – с настойчивой мольбой спросил Дэвид.

Джилл вспомнила о том последнем вечере, когда они были вместе, об их любви, обещаниях, мечтах…

– Хорошо, Дэвид, – сказала она.

– На озере? У тебя есть машина?

Джилл кивнула:

– Я буду там через час.

* * *

Когда вошел Дэвид, обнаженная Сисси стояла перед зеркалом, рассматривая себя перед тем, как одеться к званому обеду. Он прислонился к стене, наблюдая за женой, оценивая ее совершенно бесстрастно, не испытывая к этой женщине никаких чувств. Сисси была прекрасна. Она заботилась о своем теле, сидела на диете, постоянно делала гимнастику. Хорошая фигура была главным сокровищем Сисси, и Дэвид имел все основания думать, что она делила это богатство с другими: тренером по гольфу, инструктором по лыжному спорту и преподавателем летного дела. Но Дэвид не осуждал жену – он и Сисси уже давно спали в разных комнатах.

Давным-давно Дэвид искренне верил, что жена даст ему развод, когда умрет миссис Кеньон-старшая. Но мать Дэвида была по-прежнему жива и находилась в полном здравии. Дэвид не понимал, что произошло: случилось чудо или его просто одурачили. Через год после свадьбы он решился.

– Думаю, пора поговорить о разводе, – сказал он жене.

– Какой развод? – удивилась Сисси и, заметив ошеломленное выражение лица Дэвида, расхохоталась. – Мне нравится быть миссис Дэвид Кеньон, дорогой. Неужели ты действительно думал, что я уступлю тебя этой польской шлюшке?

Дэвид ударил ее по лицу.

Утром он отправился к поверенному и объяснил ситуацию. Адвокат задумчиво покачал головой.

– Развод я вам устрою. Но если Сисси решит стоять на своем, это вам в копеечку обойдется.

– Не важно, только бы поскорее!

Когда Сисси получила копию свидетельства о разводе, она заперлась в ванной Дэвида и проглотила горсть таблеток снотворного. Только с помощью двух слуг Дэвид смог взломать тяжелую дверь. Два дня Сисси была при смерти. Дэвид навестил жену в частной клинике, куда ее поместили.