Незнакомка с родинкой на щеке

Сказав, я мысленно сжалась, готовая к потоку брани. Я была уверена в своих выводах – почти наверняка я права! Но я понятия не имела, захочет ли княжна быть откровенной. Могла лишь надеяться, что она осознаёт, насколько ее ответ важен для расследования.

Однако Бушинская деловито меняла докуренную папиросу в мундштуке на новую – и не торопилась возразить. Это несколько меня приободрило:

— Велика вероятность, что именно тот мужчина, ее возлюбленный, - грубое слово «любовник» я благоразумно заменила, - косвенно виновен в ее гибели. Или даже прямо. Если же это не так, если он не виновен – клянусь, что услышанное от вас я никогда не позволю предать гласности. Я лишь хочу, чтобы убийца был наказан.

— Я тоже этого хочу, - нелегко призналась Бушинская, продолжая налаживать мундштук. – У нас была странная дружба. При такой разнице в возрасте мы более походили на мать и дочь. Хотя, то и понятно. Собственных детей у меня нет и уж не будет, а у Ксении не было матери. Она рано осиротела, бедняжка. Какая-то дальняя родня в Киеве приютила ее, но семьею они так и не сделались. Держали девочку в черном теле, а едва подвернулся случай, так выдали замуж. И за кого? За Хаткевича, который уж успел первую жену в могилу свести. Ей семнадцать – ему пятьдесят три. Какова семейка, а?! Воистину, куда больше горя и слез приносят родные люди, а не чужие… Разумеется, Ксения лишь терпела его. Она старалась быть благочестивой женой. Изо всех сил старалась. Не замечала его скверного поведения и пьяных выходок. Этих отвратительных компаний и даже девиц, которых то и дело заставала в собственном доме. В ее доме – представьте себе только, Лидия Гавриловна! На себе поставила крест, бедняжка, и жила ради счастья детей. Преображаться она начала где-то с полгода назад… после Рождества. Когда он вернулся.

— Вернулся?

Я насторожилась, так как не предполагала ранее, что связь ее с тем мужчиной могла быть давней.

А Бушинская вкрадчиво кивнула:

— Ксения была знакома с ним прежде, еще до замужества. Впрочем, о подробностях я не спрашивала никогда. Знаю лишь, что она любила его безумно. Не говорила прямо, разумеется, но я видела то по ее глазам и по тому, как она преобразилась. Представьте себе, милочка, Ксения даже призналась мне однажды, что думает о бракоразводном процессе.

Мои брови взлетели вверх.

— Да-да, - поняла мои сомнения Бушинская. – Притом мне вовсе не известно, какие намерения имел сей мужчина. Признаться, я сомневаюсь, что они были столь серьезны: мужчины по обыкновению практичны и не склонны строить иллюзии. В отличие от нас, женщин. А Ксения… и при ее мучителе-муже, и дважды родив, она все еще была наивна как дитя. Мне было радостно видеть, как она преобразилась, но я никогда не одобряла эту связь. Никогда! Будто знала, что добром не кончится… Это ведь он ее погубил, в самом деле он.

Она замолчала, резко отведя взгляд в сторону. И только тогда я решилась напомнить о себе:

— Ваше сиятельство, вам известно его имя?

— Нет, - та покачала головой и, кажется, была искренней.

В отчаянии я чертыхнулась про себя. Наивна она или нет, но Ксения все-таки была очень осторожной!

— А как же поездки? – спросила я без надежды. – Зачем madame Хаткевич ездила на Васильевский остров? Неужто она ничем с вам не делилась?

И по глазам княжны поняла: этот вопрос не был лишним.

Она, помедлив, вдруг раскрыла ридикюль, а после протянула мне ключ. Простой медный ключ с тряпичным потрепанным брелоком – на таких владельцы дешевых меблировок пишут адреса номеров.

«Трактиръ "Золотой олень", 4 нумеръ», - гласила выцветшая надпись. Я не верила своим глазам.

— Ксения заложила кое-какие драгоценности – подарки мужа. И наняла эту квартиру на целый год вперед. Они встречались там каждую субботу. Боялись встречаться чаще, чтобы не попасться. Прежде по субботам Ксения проводила весь день со мною – но я уступила ее просьбе. Она приезжала ко мне на генеральской коляске с гербами и отпускала кучера на весь день. А после тайком брала извозчика, чтобы ехать на Васильевский. Эта бедная девушка, ее погибшая горничная – она тоже знала обо всем. Напрасно я потакала Ксении…

Глава XVII

Сойдя в дождь из крытого экипажа княжны Бушинской, я, сама не своя, шагала вдоль ажурной ограды Новодевичьего кладбища. В руке сжимала ключ от гостиничного номера на Васильевском. Следовало отдать его господину Фустову: пускай устроит засаду и подкараулит там этого мужчину, кем бы он ни был.

Кем бы он ни был…

Что я стану делать, если тем мужчиной окажется Женя? Я свела брови, запрещая себе даже думать об этом.

Церемония похорон закончилась больше часа назад. Мы с Глебом Викторовичем на ней не присутствовали, выжидали в карете и только после осмелились подойти к ее сиятельству. Теперь, должно быть, отсюда уехал и сам генерал, и все прочие.

Следует ли мне подойти к могиле Ксении?..

Так и не решив, я отыскала сухую лавку под навесом и надолго осталась здесь, погрузившись в раздумья.