Незнакомка с родинкой на щеке

И тут я услышала неясный шорох за дверью. Затихла и даже перестала дышать, надеясь всей душою, что это шаги мимо идущего постояльца. А потом снаружи вставили ключ в замочную скважину.

Глава XXVI

Это были мужские шаги. Тяжелые, под которыми прогибались старые половицы. Я едва успела прикрыть дверцу шкафа, а бракоразводные документы, как и парочку наспех вынутых писем, отчаянно прижимала к груди. И тихо, боясь вздохнуть, стояла за ширмой – лишь она укрывала меня от взгляда вошедшего. Впрочем, я не видела его тоже. На всех известных мне языках я молилась тогда, чтобы это оказался слуга или хозяин трактира. Да кто угодно, хоть полицейский по мою душу – за взлом! Лишь бы не автор этих писем. Я ведь так и не успела в них заглянуть… так и не знала до сих пор, кто он.

Но понимала: Ксения была смыслом его жизни, он на все был готов, чтобы забрать ее от Хаткевича. А теперь, вероятно, ему уж нечего терять… До чего же страшны и непредсказуемы люди, которым нечего терять.

Надежды мои, что это слуга, таяли с каждым мигом. Слишком долго и тихо он, закрыв дверь, стоял на пороге. А потом решительно, будто кто подстегнул, бросился к шкафу – сперва я насмерть перепугалась, что меня все-таки заметили, но потом поняла, что в этот раз он явился за документами. Счел отчего-то, что здесь их держать более не стоит.

Но когда мужчина приблизился к шкафу и тотчас попал в мое поле зрения, я пораженно ахнула:

— Вы?..

Фустов – а это был именно он – казался не менее пораженным. С четверть минуты он просто не знал, что сказать. А потом показал медный ключ, который я сама же ему давала.

— Вот уж не думал, Лидия Гавриловна, застать вас здесь… Я ведь решил, что надобно все же поехать на этот адрес, который называла Бушинская. Вдруг что-то да найдем…

Глеб Викторович говорил складно. В какой-то момент я и впрямь подумала, что опять не так все поняла. Но тут его взгляд наткнулся на письма, что я прижимала к груди.

И он не выдержал.

Лицо Фустова преобразилось, и он шагнул с намерением, кажется, растерзать меня на месте.

И растерзал бы, наверное – если бы я не подняла руку, в которой держала заряженный шестью патронами револьвер. Фустов замер. Лицо его вновь сделалось бледным и мирным. Взгляд красных воспаленных глаз он медленно перевел на дуло револьвера.

Так вот почему он мечтал арестовать Хаткевича… вот зачем ему поддержка дядюшки!

Боже… ведь Степан Егорович первым делом рассказал, что Фустов и в Петербург приехал около полугода назад – ровно тогда у Ксении завязался роман!

— Напрасно вы пришли сюда, Лидия Гавриловна, - бесстрастно произнес Фустов и прекратил смотреть на револьвер – будто тот его не слишком беспокоил. – Теперь знаете то, что вам знать совершенно не нужно. И что вы станете делать, если я попытаюсь отобрать у вас письма? Убьете меня? – он искривил губы в усмешке.

И вновь шагнул, почти коснувшись грудью дула револьвера. Наверное, в следующий миг он бы выбросил руку и просто сжал мою кисть своей железной хваткой. Да только я взвела курок.

— Убью вас? – переспросила я взвинченным голосом. И сама же ответила: - Легко! Оцените, как удачно складывается мой день – утром вы меня шантажировали, а нынче я держу вас на мушке. – Дабы сбить с него спесь, я тоже попыталась усмехнуться. - И ведь, убей я вас, никто и никогда не свяжет это с моим именем. В столь злачном месте вас и найдут-то далеко не сразу! Сами знаете, что сделает хозяин трактира с вашим телом, когда найдет его через неделю. Отвечайте, зачем вы приехали сюда?!

Фустов медлил. Он более не делал попыток подойти, но и подчиняться не собирался. Спросил сам, мрачнея еще больше:

— Вы ведь прочли письма? Так зачем спрашиваете?

И отчего-то не смог выдержать моего все еще изумленного взгляда. Рывком отвернулся, уставившись в угол.

— Так это правда? – спросила я прямо. - Вы и есть тот мужчина, с которым у Ксении Хаткевич была связь? И в день похорон, выходит, я видела вас у ее могилы?..

— Я полагал, вы узнали меня тогда. Поэтому и сбежали из города столь поспешно.

— Если бы я узнала вас и поняла всю правду, то уж точно не сбежала бы, а поделилась теми новостями с кем следует! Хоть с Вильчинским! Боже… ведь вы намеренно старались запутать следствие! Вы сами же и забрали письма из бюро в будуаре Ксении – а несчастного Ерохина обвинили в халатности. Может, вы и под пулю подставили его затем, чтобы было на кого все свалить?

Фустов поморщился:

— Я не чудовище, что бы вы там себе не думали. Его смерть это случайность.

— Вы рассчитываете, что я поверю вашим словам? Однажды имела глупость поверить… а вы так мерзко со мною обошлись.

Чего я ждала в ответ? Извинений? Покаяния?

Но нет, извиняться Глеб Викторович не собирался.