Незнакомка с родинкой на щеке

Но, вместо того, чтобы шантажировать мною Ильицкого, Якимов изо дня в день убеждал меня обвинить мужа в убийстве Иды. А нынче и вовсе пошел на крайние меры – едва не убив меня, но все-таки добившись словесного согласия дать нужные показания.

И отчего он так и не предъявил меня, измученную, мужу? Уж не потому ли, что Женя больше не в его руках?

Но где же он тогда?..

* * *

Когда в зарешеченном окне заблестели первые звезды, я услышала за дверью тяжелые шаги – и тотчас вскочила на ноги, готовая ко всему на свете.

— Арестованная! Собирайтесь да поживее, - велел караульный.

— Но как же… Господин Якимов лично обещал, что я останусь здесь!

Воскликнула и – только потом увидела за его плечом Глеба Викторовича.

— Якимова нынче нет, - бесстрастно возразил он, - а начальник тюрьмы отдал другое распоряжение. Собирайтесь, вас отвезут на Гороховую.

Фустов смотрел на меня прямо и серьезно, отчего сразу пришло понимание, что он знает, что делает. Благо, собирать мне было нечего, – через четверть часа мы уже сидели в полицейском экипаже, который скоро несся по пустым и влажным после дождя улицам Петербурга.

Мы были наедине здесь, но я, чувствуя на себе тот же серьезный взгляд, не могла проронить ни слова. Не находила сил, не знала, что сказать. Смотрела поверх занавески на мельтешащую Шпалерную улицу и безотчетно цеплялась пальцами за свою соболью накидку. Стараниями моих сокамерниц, она давно стала истерзанной и жалкой – но эта накидка была единственным физическим напоминанием о той жизни, успевшей за последние несколько дней стать прошлой.

Фустов не выдержал первым. Пересел ко мне ближе и попытался поймать взгляд. И снова я чувствовала, как он глазами пересчитывает каждую ссадину на моем лице.

— Простите, - выдохнул он, наконец. – Простите за это все – я не должен был такого допустить…

— Прекратите! Не смейте меня жалеть – ни слова об этом! Не то я сама не выдержу больше ни минуты и тогда… тогда… - К горлу начали подступать слезы – этого-то я и боялась. – Ежели я начну себя жалеть, то уже не остановлюсь, понимаете? И сломаюсь. Я живу только мыслями о будущем – я не могу себе позволить думать о том, что происходит сейчас.

— Понимаю. Не буду, - тотчас согласился Фустов. А потом признался: - Я живу вот так – мыслями о будущем – уже много лет. Как вернулся из Сорбонны и узнал, что Ксения замужем, тогда для меня все и кончилось. Словно замерз, коркою ледяной покрылся изнутри. Сперва стреляться думал. Потом она написала, и я решил, что еще не конец. Устроился в полицию, дабы ее вернуть. А потом… я ведь даже не помню, когда перестал ее любить. Все стало привычкой. Самоцелью. И желание вернуть ее – тоже. Я уж и не знал толком, зачем она мне…

Сколь ни была я погружена в собственные переживания, но все-таки повернула голову, внимательно поглядев на Фустова. Тот сосредоточенно смотрел в черную стенку кареты.

— Вы что же – почувствовали облегчение, когда ее не стало? – спросила я.

Веки Фустова дрогнули, меж бровей легла морщинка – с долю секунды он как будто раздумывал над моими словами. Но потом решительно мотнул головой:

— Нет. Нет, что вы. С ее смертью все запуталось еще более. Раньше я полагал, что, как добьюсь своего – освобожу Ксению, – то все тотчас изменится. Или и не тотчас, но все равно изменится хоть когда-то. Что я оттаю, вновь вспомню ту девочку из детства и сумею ее полюбить. А теперь? – Он живо поднял на меня глаза, будто и впрямь ждал ответа. - Теперь-то мне чего ждать? На что надеяться? Ведь нет никакого будущего, Лидия Гавриловна – есть только «сейчас».

— Вновь думаете стреляться? – серьезно спросила я.

Ей-Богу, в тот миг сия мысль вовсе не казалась мне кощунственной. Скорее, вполне логичным исходом его жизни. Не пуля, так кокаин однажды добьют этого человека. Ежели для него существует только «сейчас».

Однако он, на миг отведя глаза, как будто прислушался к себе. А потом качнул головой:

— Нет, - Глеб Викторович скривил в усмешке губы, словно сам был удивлен. А потом опять нашел мои глаза: - Странно, но вовсе не думаю.

Вот уж не рассчитывала, что смогу еще испытывать это чувство, но мне сделалось неловко под его взглядом. Я нахмурилась, заправила за ухо клочок волос, что падал мне на лицо, и ответила куда резче, чем следовало:

— Право, вам одному решать – быть вашему будущему или нет! Ответьте лучше, зачем везете меня на Гороховую?

На этот раз Фустов раздумывал куда дольше. А когда заговорил, то проигнорировал мой вопрос:

— Я разговаривал с тем доктором, - сказал он бесстрастно. - Вы в положении, не так ли?

— А вам-то что за дело?!

Голос мой дрогнул, вот-вот готовый сорваться на плачь – мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы взять себя в руки. Все позже. Когда все будет позади – я наплачусь вдоволь. Но не сейчас.

Фустов же ответил: