Незнакомка с родинкой на щеке

Я кивнула, толком не слыша вопросов. Фустов исчез, а я, хоть не без удовольствия и воспользовалась впервые за эту неделю чистой водой, мыслями уже вернулись к «Рокоту». Точнее, к четвертому его члену.

И, кажется, в моей голове наконец-то сложилась ясная картина.

Уже относительно спокойно я умылась. Посетовала, глядя в зеркало, что ссадины на лбу и скуле через каких-то пару дней станут отвратительного синюшного цвета.

Позже, грея ладони о чашку из тонкого фарфора, я старательно подбирала слова для разговора с Глебом Викторовичем. Он раздобыл где-то сдобные булки и масло, но аппетита у меня не было – вместо него я чувствовала давно ставшую привычной тошноту. Слава Богу, не столь сильную, чтобы мешала думать.

— Послушайте, - заговорила все-таки я, - не будь убийство Ксении политическим – кого бы вы подозревали первым делом?

Я отметила, что лицо Глеба Викторовича дернулось в брезгливой гримасе, и он без раздумий ответил:

— Хаткевича.

— А я – ее любовника.

Фустов напрягся, бросил в меня резкий взгляд:

— Что вы хотите сказать? Я все еще не заслужил ваше доверие?

— Я хочу сказать, что вы судите предвзято. Кого бы вы подозревали первым делом, не будь у вас личного интереса? Ведь ответ очевиден: всегда и все завязано на деньгах, Глеб Викторович. Всегда! Ксения была беременна. И если бы родила мальчика – этот ребенок стал бы первым наследником генерала. Кроме него у Хаткевича лишь три дочери, а их доля наследства, согласно нашим законам, куда меньше, чем была бы доля сына.

— Не понимаю вас… - признался Фустов.

Только тогда я и вспомнила, что всех обстоятельств он не знает, и пояснила:

— У Хаткевича есть старшая дочь. А у той три законных сына. – Я безотчетно впилась ногтями в собственные ладони и через силу договорила: - А также муж, сочувствующий революционерам. Его зовут Николай Тучин, и он руководит библиотекой. Общественной библиотекой на самом юге Петербурга, на углу Лиговки и Курской улицы. Должно быть, туда и ездил Якимов.

Глеб Викторович со звоном поставил чайную чашку на столик. Рывком поднялся на ноги, невольно показав, сколь напряжен был.

— Вы уверены? - спросил нетерпеливо.

— Нет… - призналась я, – не знаю…

Теперь, чем дольше думала я о господине Тучине, тем четче приходило понимание, что и библиотека его, куда регулярно и свободно наведывались студенты, и школа для детей бедняков – все это могло быть отличным прикрытием для революционной пропаганды. Быть может, Тучин и правда учил детей грамоте – да только помимо основ правописания вполне мог вкладывать в юные головы любые мысли.

Разумеется, дети поверят учителю. Разумеется, с самых младых ногтей заразятся идеями революционной борьбы, если он их на это настроит. И, Боже правый, это ведь куда страшнее, чем даже взрывы и убийства. До чего же больно мне было думать об этом. До чего же хотелось ошибиться…

Но решительность на сей раз проявил Фустов:

— Поеду туда немедля. – Я вскочила следом, и Глеб Викторович, угадав мои сомнения, мягко пообещал: - Лишь поговорю с ним сперва, не беспокойтесь. Но промедление смерти подобно, потому еду тотчас. А вам лучше поспать.

Глава XXXIII

Не теряя времени, Глеб Викторович тотчас и уехал. Я же заперла дверь на два оборота, как он просил, и решила, что мне и впрямь надобно поспать.

Однако не выдержала – снова поднялась с мягкой софы и осторожно поставила чайную чашку на ручку двери. Женя так делал однажды, и в том была логика: стоит легонько тронуть дверь снаружи, как чашка разобьется, а я проснусь.

Удивительно, но в этот раз я мгновенно забылась сном…

А проснулась – от звука разлетевшегося вдребезги фарфора. Вскочила на ноги, перепуганная насмерть. У Фустова свой ключ! Он не стал бы так неистово трясти дверь!

Я промедлила, еще приходя в себя и надеясь, что это Маша или случайный посетитель. Но нет. На дверь налегали плечом, и сомнений уж не оставалось. Я бросилась в умывальную за миг того, как услышала треск дерева. Заперлась изнутри на щеколду, придвинула тумбу с зеркалом… да только все было тщетно. Ловушка захлопнулась.

В тесной комнатке имелось окно, но – второй этаж… разумеется, я побоялась прыгать. И звать на помощь бесполезно: слишком ранний час, улицы пусты. Разве что Санька, будь он еще здесь, меня бы услышал – но и мальчика, как на грех, под окнами не оказалось.

Я могла надеяться лишь, что он был здесь минуту назад. Видел ворвавшихся в здание людей и понял все как нужно…

А потом дверь в умывальню сорвали с петель, вынуждая меня вскрикнуть и забиться в угол. Да, это были люди Якимова.

— Так-так, Лидия Гавриловна, значит, вы совершенно не цените доброго к вам отношения. А Глеб Викторович что же? Неужто замышляете что-то за моей спиной?

Якимов был не просто зол – взбешен. Хоть и держался холодно, но глаза его метали молнии. А я неожиданно для себя перепугалась за Фустова. Напрасно он привез меня сюда… хотел уберечь, а в итоге сам будет жестоко наказан. А главное, что весь наш план коту под хвост.

Надобно было сделать что-то, хотя бы от Глеба Викторовича отвести подозрения.