Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

Гию был человеком жестким и требовательным к окружающим (которые не раз его разочаровывали), но при этом не лишенным чуткости. Женщины ставили его в тупик, однако все-таки он старался понять их побуждения. Оказавшись вовлеченным в спор или конфликт, он порой подробно излагал на бумаге соображения противной стороны[330], будто его изнутри толкало какое-то чувство высшей справедливости. С одной стороны, поступок Цунено привел Гию в ярость, поскольку позорил его как главу семьи, а после злополучного первого брака он болезненно воспринимал любые сомнения, что он способен управлять домом и семьей. С другой – он прекрасно понимал, почему сестра ушла из дому. «Для нас невозможно принять и простить то, что она сбежала с незнакомым храмовым служителем, – писал он. – Цунено отвернулась от семьи; из-за нее мы потеряли лицо перед целым миром». И тут же добавлял: «…Она ведь уже была замужем, а затем муж развелся с ней из-за ее эгоизма. Похоже, она сбежала, никому ничего не сказав, потому что не знала, как еще поступить»[331].

Гию намеревался отыскать Цунено в столице и хотя бы убедиться, что она действительно находится там. Но эта задача была очень деликатной. Он не мог отправиться в Эдо сам. Вероятно, он подумал про тетю Мицу и ее мужа Бунсити, но, судя по всему, не сразу решился им написать. Вместо этого он попросил все того же секретаря Дэмпати связаться с одним из его родственников по имени Исогай Ясугоро, который тогда служил в столичном районе Симбаси. Ясугоро был прихожанином храма Ринсендзи. На вторую свадьбу Цунено он прислал в подарок вяленого морского леща[332]; был Ясугоро в числе гостей и на третьей ее свадьбе[333]. Его мать принимала очень деятельное участие в делах храма[334]. Иными словами, ему можно было доверить щекотливое поручение. Гию через Дэмпати обратился к Ясугоро с просьбой сходить в Минагава-тё[335] проведать Цунено, а потом дать ему знать, как у нее дела. Гию подчеркнул, что сделать это нужно в строжайшем секрете.

Тем временем сам Гию готовился к тягостному разговору с родней отца – многочисленным семейством Идзава, разбросанным по всей провинции Этиго. Как правило, дальние родственники не имели права голоса в делах храма, однако Гию был у них в долгу, так как в голодные годы они ссудили ему двести золотых слитков на нужды Ринсендзи[336]. Именно поэтому он чувствовал себя обязанным раскрыть все постыдные подробности: не только то, что Цунено самовольно отправилась в столицу, но и то, что она бежала из дому с малознакомым мужчиной, да еще отнесла в заклад все свои вещи. Конечно, родственники единодушно заявили, что Гию должен порвать отношения с сестрой.

Послание Гию к Цунено начиналось без всяких ухищрений, он сразу перешел к делу, даже не задав вежливых вопросов о здоровье: «Мы получили те письма, что ты писала нам десятого числа». Затем он подробно рассказывал, как узнал о побеге сестры, и наконец перешел к обвинительной части: «Ты солгала, что хочешь навестить Котоку, а сама отправилась в Эдо. Твой поступок в высшей степени безнравствен! Ты покинула мать, братьев и сестер – такое поведение эгоистично и возмутительно, особенно поведение женщины. Наши родственники считают, что если таково твое истинное лицо, то лучше предоставить тебя самой себе. Пойми, что ты оборвала связи не только с храмом, но и с нашей семьей и со всей деревней. Ты просишь нас выкупить вещи, которые заложила, однако сделать это будет сложно». Последней фразой Гию давал понять, что не намерен выполнять просьбу сестры. Он использовал форму, принятую в официальном стиле, к которой обычно прибегали, когда хотели отказать в ответ на чрезмерные требования. Цунено была способна разобраться в его мудреных оборотах и понять, что заложено в подтексте, хотя, возможно, ей пришлось обратиться к кому-то за помощью, чтобы прочитать наиболее сложные иероглифы вслух и поставить их в правильном для обычной речи порядке.

В конце письма Гию цитировал знаменитый пассаж из конфуцианского трактата «Канон семейной почтительности», который они с сестрой, как и все образованные японцы того времени, читали в детстве. Гию вывел цитату крупными, подчеркнуто резкими иероглифами: «„Все твое тело – от волос на голове до пальцев на ногах – получено в дар от родителей, и ты не смеешь обойтись с ним дурно. Такова первая заповедь семейной почтительности“ – и я не стану более разговаривать с той, кто ее нарушает»[337].

Цунено, вероятно, узнала строки из «Канона»; труднее сказать, разглядела ли она двойной смысл в послании брата. С помощью выбранной цитаты Гию, конечно, распекал ее за неподобающее поведение, но также просил беречь себя, «не обходиться дурно» ни с единым своим волосом. Как бы то ни было, он оставался ее братом и никогда не смог бы оборвать эту связь окончательно.