Незнакомцы в поезде

— Нет, это слишком просто! — Женщины так туповаты иногда! — Это касается людей, чувств, всего. Две личности в каждом человеке. Есть личность, противоположная вам, и это часть вас, вы ее не видели, она находится где-то и ждет в засаде. — Он с трепетом произносил слова Гая, хотя ему и не нравилось слушать их, так как Гай говорило о двух личностях смертельных врагах, и имел он в виду себя и его.

Энн медленно оторвала голову от спинки софы. Гай вполне мог сказать такое, хотя она от него никогда этого не слышала. Энн вспомнила о неподписанном письме, пришедшем прошлой весной. Должно быть, его написал Чарльз. Гай, скорее всего, имел в виду Чарльза, когда говорил о засаде. Ни на кого другого Гай не реагировал так болезненно. Наверняка это был Чарльз, который чередовал ненависть с преданностью.

— Дело совсем не в добре и зле, а в том, как это больше всего проявляется в действии, — продолжал Бруно с веселостью в голосе. — Кстати, не забыть сказать Гаю насчет тысячи долларов нищему. Я всегда говорил, что когда у меня будут свои деньги, я дам тысячу долларов нищему. Так вот, я это сделал. Думаете, он поблагодарил меня? Я потратил двадцать минут, чтобы убедить его, что деньги настоящие! Мне пришлось взять сотню и разменять ее. После этого нищий стал явно думать, что я сумасшедший! — Бруно опустил голову и покачал головой. Для него это стало памятным опытом. Потом этот нищий посмотрел на него со злобой — уже когда Бруно вновь прошел мимо него: тот сидел на том же месте и опять попрошайничал. Как же, он не принес ему еще тысячи! — Как я говорил…

— Так о добре и зле, — перебила его Энн. Она уже ненавидела его. Она понимала, что чувствовал Гай в отношении его. Не понимала она только, почему Гай терпит его.

— А, да. Такие вещи проявляются в действиях. Например, взять убийц. Судебные кары не делают их лучше, как говорит Гай. Каждый человек — сам себе закон и судья и сам себя наказывает. По существу, каждый человек во всем ведет себя по Гаю! — Он засмеялся. Бруно уже так накачался, что с трудом различал ее лицо, но ему хотелось рассказать ей всё, о чем они говорили с Гаем, вплоть до их маленьких секретов, о которых он не мог рассказать ей.

— Люди без совести себя не наказывают, вы согласны? — спросила Энн.

Бруно поднял глаза к потолку.

— Согласен. Некоторый люди слишком тупы, чтобы иметь совесть, другие — слишком порочны. Как правило, тупых ловят. Но вот возьмите два убийства — жены Гая и моего отца. — Тут Бруно постарался напустить на себя серьезность. — Оба убийцы, должно быть, умнейшие личности, как вы думаете?

— Значит, у них есть совесть и они не заслуживают того, чтобы их схватили?

— Нет, я так не говорил. Конечно нет! Только не думайте, что они ничуть не страдают. На свой манер! — Он снова засмеялся, потому что действительно был здорово пьян и не соображал, куда его ведет. — Они не были просто сумасшедшими — как это говорили про убийцу жены Гая. Это показывает, как мало власти понимают в истинной криминологии. Такое преступление, как это, планируют. — Вдруг посреди тирады он вспомнил, что ничего он не планировал, но вот убийство отца — планировал, и это подтверждает его точку зрения. — В чем дело?

Он спросил, увидев, что Энн приложила холодные пальцы ко лбу.

— Ничего.

Бруно налил ей виски с содой и льдом в баре, который Гай встроил с одной стороны камина. Бруно хотел бы иметь такой бар в своем доме.

— Где Гай получил такие царапины на лице в марте месяце?

— Какие царапины? — Бруно повернулся к Энн. Гай сказал ему, что она не знает про царапины.

— Это больше чем царапины — порезы. И синяк на голове.

— Я не видел.

— Он дрался с вами, не так ли?

Чарльз застыл, и в его взгляде появился розоватый блеск. Она сейчас не шутила, а была настроена весьма серьезно и говорила уверенно. Чарльз был готов броситься к ней через комнату и ударить ее, но она не спускала с него глаз. Она подумала, что если скажет Джерарду, то драка будет доказательством того, что Чарльз имеет сведения об убийстве. Потом она увидела, как на лицо Чарльза возвращается нерешительная улыбка.

— Нет! — Он засмеялся и сел. — Так где он, говорит, получил царапины? Во всяком случае, я его в марте не видел, меня тогда не было в городе. — Он встал. Внезапно у него появились неприятные ощущения в животе. Не от вопросов, а просто самая настоящая боль. Похоже на новый приступ. Или будет завтра утром. Здесь этого допустить нельзя, нельзя, чтобы Энн видела это утром! — Я лучше пойду, — промямлил он.

— Что такое? Вам плохо? Вы побледнели.

Она ему не сочувствовала, это было слышно по голосу. Нет хороших женщин, кроме его матери.

— Спасибо большое вам, Энн, за… за весь день.

Она подала ему его пальто, и он нетвердой походкой вышел, скрипя зубами весь длинный путь до угла улицы, где он оставил машину.