— Это было не так просто. Когда меняется всё сразу, рушатся все перекрытия, то люди — офицеры и генералы, в разведке в особенности, переживают очень тяжелые стрессы. А когда это еще и сопровождается нашими внутренними потрясениями — ну, скажем, мы ведь все сразу потеряли работу, потеряли какую-то перспективу. Правда, мне уже было 63 года, когда произошли эти события, но тем не менее это очень тяжело переживается. Поэтому необходимо было осмыслить сам крах государства, в которое вкладывали столько сил, энергии — особенно в разведке сколько мы старались. Только представьте себе, например — я с кубинцами работал в течение стольких лет, налаживая те отношения, которые у нас были. И вдруг все напрасно.
В своей статье 2001 года Николай Сергеевич писал: «Понимая свою предательскую разрушительную роль в судьбе государства, вся горбачевско-ельцинская камарилья через средства массовой информации занялась гнусным делом — стала обелять, героизировать сам тип предателя. В один ряд ставились и политический авантюрист, неистовый властолюбец Троцкий, и перешедший на сторону гитлеровцев генерал Власов, и сбежавший в США генерал КГБ Калугин… Останься они у власти, они бы сейчас стали оправдывать и выродка Василия Пинегина, который в дагестанском городе Буйнакске спаивал и продавал чеченским боевикам русских солдат (его сейчас судят в Махачкале). Все эти разношерстные люди, жившие в разные годы нашего трагического времени, едины в одном: все они предатели своего народа и своего Отечества, движимые властолюбием, корыстолюбием либо стремлением спасти свою шкуру. По вине этого сатанинского племени развалилось великое государство, обнищал и вымирает один из самых талантливых народов мира. Все они останутся в памяти народной как иуды».
Сам Николай Сергеевич родился в бедной семье. С детства его окружал крестьянский быт: корова, лошадь и огород. При этом родители делали все возможное, чтобы он учился. Окончив в 1947 году среднюю школу с золотой медалью, он легко поступает в Московский институт международных отношений, выбрав испанский язык, что сам он объясняет романтизмом, детскими воспоминаниями о героической республиканской Испании. Получив «красный диплом», он отправляется в Мексику, где судьба сводит его с кубинским молодежным лидером Раулем Кастро. С этого момента Николай Леонов находится в поле зрения резидентуры советской внешней разведки, которая начинает продвигать его в круги кубинских революционеров. Летом 1956 года он знакомится с Эрнесто Че Геварой. Но когда на квартире Че Гевары полиция находит визитку Николая Леонова, последнего пришлось отозвать в Москву.
После победы Кубинской революции Николай Леонов в качестве переводчика постоянно сопровождает кубинских лидеров во время их встреч с советским руководством в Москве и на Кубе. Когда в 1963 году Фидель Кастро выступает на Красной площади, то никому не известный переводчик синхронно передает не только его темпераментную речь, но и своеобразную жестикуляцию Фиделя. Немногие знали, что это выступление переводил специально вызванный для этого из Латинской Америки сотрудник советской внешней разведки Николай Леонов.
Однако постепенно взгляды Че Гевары и советских псевдомарксистов постсталинского периода начинают расходиться. Поскольку в СССР взяли верх идеи «рыночного социализма», в рамках которого «хозрасчет» и «материальное стимулирование» были объявлены «важнейшими рычагами социалистической экономики», команданте писал в своих «Пражских тетрадях»: «Для меня закон стоимости равнозначен капитализму. Там, где хотя бы косвенно используется закон стоимости, там мы контрабандой импортируем капитализм». По мнению Че, необходимо было прививать трудящимся чувство долга перед обществом и наказывать их экономически, если они его не выполняют. Когда же они дают сверх должного, надо награждать их, причем поощрение может носить как материальный, так и моральный характер.
Че не стал сторонником государственного капитализма, считая его разновидностью эксплуататорского общества, попыткой построить социализм из элементов капитализма: «Я не хочу доказать, что в Советском Союзе существует капитализм. Я хочу сказать лишь, что мы являемся свидетелями некоторых феноменов, происхождение которых связано с кризисом теории, а теоретический кризис возник потому, что было забыто о существовании Маркса».