Нф-100: Изобретатель смысла

-  Ну, и послушают его... Но,  - поспешил заверить генерала адъютант,  - могут и не послушать! Тут уж как карта ляжет!

-  Ладно, молчи!  - сказал Роднин и повернулся к мальчику.  - Вот что, дружок, ты, значит, у конгаров ответственное лицо, так?

-  Ага,  - кивнул мальчик.  - Я у них вазная сиска!

-  И что ты скажешь, они сделают?

-  Ну да!

-  А не можешь ты им сказать - ну, как бы так выразиться - чтобы они воевать продолжали? А я тебе на танке поездить разрешу. А?

-  Дайте конфету - сказу,  - заупрямился юный Дун Сотелейнен.

Казалось бы, что за проблема - найти конфету. И, тем не менее, как часто бывает на войне, конфеты не нашлось - ни у генерала, ни у адъютанта, ни у кого бы то ни было, словно с территории военного лагеря во мгновение ока исчезло всё сладкое.

-  А сигара тебя не устроит?  - с надеждой спросил генерал.  - У меня где- то валялся ящик, почти нетронутый.

-  Не- а.

-  Ну, хочешь тогда, я подарю тебе пушку? Настоящую?  - генерал достал из кобуры револьвер.

-  А она плавда наштоясяя?  - спросил мальчик.

-  Правда- правда. Ты иди, скажи дядям, чтобы продолжали делать то, что делают, а я тебе ещё и кобуру подарю.

-  Нет. Не хосю. Конфету давайте - тогда сказу, стобы длались!

Да, иногда дети бывают очень упрямыми. Сколько ни торговался с Дун Сотелейненом Роднин, тот стоял на своём.

Он хочет конфету, говорил он.

Но конфеты нет.

Тогда, говорил он, конгары драться не будут.

Но Роднину нужно, чтобы конгары дрались, иначе он проиграет битву.

Но драться они будут только в том случае, говорил Дун Сотелейнен, если получит конфету, потому, что он - большая шишка, и конгары его слушают.

Но, лез со своим мнением адъютант, могут и не послушать - тут уж как карта ляжет.

Но, перебивал его Роднин, могут и прослушать, а это значит, что битву Новая Троя проиграет.

Но для того, чтобы выиграть битву, говорил адъютант, нужна конфета. А конфеты нет - и Роднину крыть было нечем.

Так проигрываются сражения и рождаются традиции. С тех пор в Уставе Новой Трои чёрным по белому написано, что все высшие офицеры Генерального штаба обязаны постоянно иметь при себе пакетик с карамелью, или, на худой конец, с ирисками.

Мало ли - вдруг понадобится подкупить ребёнка.

Всё же, несмотря на вышеописанные случаи, война с самого начала складывалась в пользу Новой Трои. Армия Коалиции сражалась отважно, но на стороне новотроянцев были опыт и численное превосходство - сказывался отработанный до мелочей подход к конгарам, которых, как уверяли рекрутёры, после победы будут в Новой Трое разве что не на руках носить.

И вот армия Новой Трои подступила к Ханаану, и тот, изнурённый осадой, готов был сдаться, но вдруг в войну вмешался Барсум. Ему было уже за пятьдесят. Человек абсолютно штатский, он верил, что слова в основанном им мире ещё имеют силу, и если говорить логично и убедительно, то безумие, творящееся на Тразиллане, вполне можно остановить.

Бросив свой домик в степи, он пробирался к Ханаану; воззвать к человеческой совести - такой был у него план. Разорённые города, сожжённые поля, отравленные реки - всё вокруг свидетельствовало о бессилии слова. Оружие, напротив, с каждой минутой становилось всё сильнее. На границе Ханаана Барсум столкнулся с новотроянским патрулём, и молодой лейтенантик - чистокровный землянин, бледный от праведного гнева - крикнул ему:

-  Руки за голову! Назови себя!

Барсум повиновался. Луч фонарика выхватил из темноты его лицо, которое каждый землянин на Тразиллане знал, как своё собственное. Патрульные - в основном, конгары - удивлённо зашептались.

-  Э- э- э,  - смутился лейтенант, не уверенный, следует ли отдавать Барсуму честь,  - Что вы тут делаете, сэр?

-  Я хочу остановить войну,  - ответил Барсум.  - И, чёрт возьми, я её остановлю!

-  Конечно,  - примирительно сказал лейтенант,  - Конечно. Я только свяжусь с командованием сектора, надо уточнить кое- какие детали.

Он достал рацию и вызвал командование:

-  Приём,  - сказал он.  - Милосердие, у нас проблема. Приём.

Рация закряхтела, и мгновение спустя сонный голос отозвался:

-  Это Милосердие, вас почти не слышно. Приём.

-  Милосердие, докладывает патруль Нравственное Величие. У нас тут Джон Дж. Барсум. Приём.

Пауза.

-  Томпсон, вы пьяны?  - прохрипела рация.

-  Никак нет,  - ответил лейтенант.  - Это действительно он. Приём.

-  Ждите,  - было ему ответом.

И они стали ждать. Лейтенант предложил Барсуму сигарету, тот вежливо отказался. Пошёл дождь, и они укрылись под деревом. Конгары принялись за пайки, да так рьяно, что были слышны только хруст и шелест обёрток. Лейтенант меланхолично жевал табак.

Вдруг рация, молчавшая почти час, проснулась.

-  Нравственное Величие, приём!  - заклокотало в ней.

-  Патруль Нравственное величие на связи. Говорит лейтенант Томпсон, приём.

-  Получено распоряжение из Генерального штаба. Следуйте согласно директиве 54- с.

-  Слушаюсь,  - ответил лейтенант. В ту же минуту Барсум, рывшийся в рюкзаке в поисках консервов, поднял голову и обнаружил, что на него уставилось воронёное дуло.