НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 33

Вне всякого сомнения, не стоило вспоминать об этом старом и ничем не примечательном сочинении, если бы «Альтаир» (и не только он) не был бы в очередной раз переиздан в 1987 году массовым тиражом. Видимо, издательство пришло к выводу, что ничего лучшего, ничего более свежего дать молодому читателю в разгар перестройки не может.

* * *

Ветер развевал над миром пепел жертв Хиросимы, уже давала ток первая атомная электростанция, уже Главный Конструктор передал на завод чертежи первого искусственного спутника Земли, уже будущий Первый Космонавт приобщился к авиации, а апологеты приземленности все еще хватали писателей и читателей за фалды и предписывали ограничиваться гидропоникой.

Время требовало иного пафоса, и чуткие художники ощущали эти требования. В 1954 году в Колонном зале Дома союзов на II Всесоюзном съезде писателей выступил известный советский кинорежиссер Александр Довженко. Вот что он, в частности, сказал: «Как известно из высказываний крупнейших ученых, человечество в ближайшие сорок лет, то есть до двухтысячного года, обследует твердь Солнечной системы… При жизни доброй половины нас, а может быть 90 процентов, эта задача будет решена. Что ж как не кино перенесет нас зримо в иные миры, на другие планеты? Что расширит наш духовный мир, наше познание до размеров поистине фантастических? Кинематография. Какие просторы раскрываются для творчества перед современным писателем кино! Сколько открытий ждет его в этой изумительной деятельности».

«Мы, — вспоминал Ираклий Андроников, — слушавшие его выступление, не знали тогда, что Довженко сам работает над этой темой, что он захвачен и увлечен ею. А теперь уже видно, что он заглядывал вперед, и сегодня его фильм «В глубинах космоса» касался бы тех вопросов, которые особенно влекут нас с тех пор, как в космическое пространство были запущены первые советские спутники нашей планеты. Жаль, что Довженко не дожил до этих великих дней, о которых веками мечтали лучшие умы человечества».

Сохранились режиссерские наброски неосуществленного сценария Довженко. Фильм должен был рассказать о полете советских космонавтов на Марс. С присущей ему страстностью Довженко делится тем, что его волновало: «Если допустить самое увлекательное, что наши герои фиксируют все свое окружение и люди на Земле все это видят, — какой создается простор для мыслей! Какими жалкими и уродливыми знаками отсталости покажутся тогда еще раз колониальная политика земных империалистов, все возможные виды и запахи разных национализмов, войн, блокад! Как раздвинется человеческий мир, все вырастет на тысячу голов, все сознание подымется на сверкающую высоту!..»

Такова была обстановка, в которой появился роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды».

«Туманность Андромеды» наглядно осязаемо изображала, каких звездных высот может достичь человечество, сбросившее с себя всякое угнетение, освободившееся от бессмысленной и самоубийственной гонки вооружений.

Достоинства «Туманности Андромеды» столь очевидны, что, казалось бы, они должны были заставить примолкнуть критиков, которые видели призвание в том, чтобы «тащить и не пущать» фантастику. Однако инер­ция мышления была велика и энтузиасты-волонтеры снова нашлись. Логика их мышления сегодня труднопостижима: зачем было «вцепляться» в роман о коммунизме? И тем не менее… Трибуну любезно предоставила «Промышленно-экономическая газета». Гонителями и на этот раз выступили научные работники, не очень компетентные в литературных и философских материях, но убежденные в своем праве поучать. Не исключено, что они слишком близко к сердцу приняли призывы некоторых литераторов, уполномочивающих ученых занять командные высоты в научной фантастике. Времена, однако, начали меняться, и пожалуй, самозванцы впервые получили по рукам.

Началось все с «реплики читателя» размером с большую статью, принадлежащей экономисту А.Антонову, под названием «Писатель И.Ефремов в Академии стохастики». Экономист не нашел в романе ничего хорошего. Особенно его раздражали придуманные Ефремовым научно-фантастические термины и всякие неправдоподобные, с его точки зрения, детали — таблетки от усталости, сверхзвуковые скорости, спиральные города, цветовые симфонии… Более крупных идей, вроде Великого Кольца, он попросту не заметил.