Читаем Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни полностью

Сигнал посылаем: «Вы что это там?»

А нас посылают обратно.

На Тау Ките

Живут в красоте,

Живут, между прочим, по-разному

Товарищи наши по разуму.

Вот, двигаясь по световому лучу

Без помощи, но при посредстве,

Я к Тау Ките этой самой лечу,

Чтоб с ней разобраться на месте.

На Тау Кита

Чего-то не так,

Там таукитовая братия

Свихнулась, по нашим понятиям.

Покамест я в анабиозе лежу,

Те таукитяне буянят.

Все реже я с ними на связь выхожу —

Уж очень они хулиганят.

У таукитов

В алфавите слов —

Немного, и строй буржуазный,

И юмор у них безобразный.

Корабль посадил я, как собственный зад,

Слегка покривив отражатель.

Я крикнул по-таукитянски: «Виват!»,

Что значит по-нашему — «здрасьте!».

У таукитян

Вся внешность — обман,

Тут с ними нельзя состязаться:

То явятся, то растворятся…

Мне таукитянин — как вам папуас,

Мне вкратце о них намекнули.

Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»

В ответ они чем-то мигнули.

На Тау Ките

Условья не те:

Тут нет атмосферы, тут душно,

Но таукитяне радушны.

В запале я крикнул им: мать вашу, мол!..

Но кибернетический гид мой

Настолько дословно меня перевел.

Что мне за себя стало стыдно.

Но таукиты —

Такие скоты,—

Наверно, успели набраться:

То — явятся, то — растворятся…

«Вы, братья по полу, — кричу, — мужики!

Ну что…» Тут мой голос сорвался.

Я таукитянку схватил за грудки:

«А ну, — говорю, — признавайся!»

Она мне: «Уйди!» —

Мол, мы впереди —

Не хочем с мужчинами знаться,

А будем теперь — почковаться!

Не помню, как поднял я свой звездолет,

Лечу в настроенье питейном:

Земля ведь ушла лет на триста вперед

По гнусной теорье Эйнштейна —

Что, если и там,

Как на Тау Кита,

Ужасно повысилось знанье,

Что, если и там — почкованье?!

Что случилось в Африке

В желтой жаркой Африке,

В центральной ее части,

Как-то вдруг вне графика

Случилося несчастье.

Слон сказал, не разобрав:

«Видно, быть потопу!..»

В общем, так: один Жираф

Влюбился — в Антилопу.

Поднялся галдеж и лай,

И только старый Попугай

Громко крикнул из ветвей:

«Жираф большой — ему видней!»

«Что же, что рога у ней,—

Кричал Жираф любовно,—

Нынче в нашей фауне

Равны все пороговно.

Если вся моя родня

Будет ей не рада,

Не пеняйте на меня,

Я уйду из стада!»

Папе Антилопьему —

Зачем такого сына!

Все равно — что в лоб ему,

Что по лбу — все едино!

И Жирафов зять брюзжит:

«Видали остолопа!»

И ушли к бизонам жить

С Жирафом Антилопа.

В желтой жаркой Африке

Не видать идиллий:

Льют Жираф с Жирафихой

Слезы крокодильи…

Только горю не помочь —

Нет теперь закона:

У Жирафов вышла дочь

Замуж за Бизона.

…Пусть Жираф был неправ,

Но виновен не Жираф,

А тот, кто крикнул из ветвей:

«Жираф большой — ему видней!»

Песня про мангустов

«Змеи, змеи кругом — будь им пусто!» —

Человек в исступленье кричал,

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал.

И мангусты взялись за работу,

Не щадя ни себя, ни родных,—

Выходили они на охоту

Без отгулов и без выходных.

И в пустынях, в степях и в пампасах

Даже дали наказ патрулям —

Игнорировать змей безопасных,

Но сводить ядовитых к нулям.

Приготовьтесь, сейчас будет грустно:

Человек появился тайком —

И поставил силки на мангуста,

Объявив его вредным зверьком.

Он наутро пришел, с ним собака,—

И мангуста упрятал в мешок,—

А мангуст отбивался, и плакал,

И кричал: «Я полезный зверек!»

Но зверьков в переломах и ранах

Все швыряли в мешок, как грибы,—

Одуревших от боли в капканах,

Ну, и от поворота судьбы.

И гадали они: в чем же дело,

Почему нас несут на убой?

И сказал им мангуст престарелый

С перебитой передней ногой:

«Козы в Бельгии съели капусту,

Воробьи — рис в Китае с полей,

А в Австралии злые мангусты

Истребили полезнейших змей!»

Это вовсе не дивное диво:

Раньше были полезны, и вдруг —

Оказалось, что слишком ретиво

Истребляли мангусты гадюк!

Вот за это им вышла награда

От расчетливых этих людей.

Видно, люди не могут без яда,

Ну, а значит, не могут без змей.

«Змеи, змеи кругом — будь им пусто!»

Человек в исступленье кричал.

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал…

Песня о коротком счастье

Трубят рога: «Скорей, скорей!»

И копошится свита.

Душа у ловчих без затей —

Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей —

Убить двух белых лебедей!

И стрелы ввысь помчались…

У лучников наметан глаз,—

А эти лебеди как раз

Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем — там,

Где синих звезд без счета,

Куда под силу лебедям

Высокого полета.

Вспари — и два крыла раскинь

В густую трепетную синь,

Скользи по божьим склонам —

В такую высь, куда и впредь

Возможно будет долететь

Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг —

И счастлив миг единый,—

Но только был тот яркий миг

Их песней лебединой.

Крылатым ангелам сродни,

К земле направились они —

Опасная повадка!

Из-за кустов, как из-за стен,

Следят охотники за тем,

Чтоб счастье было кратко.

Вот отирают пот со лба

Виновники паденья:

Сбылась последняя мольба —

Остановись, мгновенье!

Так пелся этот вечный стих,

В пик лебединой песне их —

Счастливцев одночасья.

Они упали вниз вдвоем,

Так и оставшись на седьмом,

На высшем небе счастья.

Погоня

Во хмелю слегка лесом правил я…

Не устал пока — пел за здравие!

А умел я петь песни вздорные:

«Как любил я вас, очи черные!..»

То плелись, то неслись, то трусили рысцой,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия