Ни минуты покоя

Оборудование у Сарагетского Жука всегда было с собой. С виду — обычный чемоданчик ремонтника, но с двойным дном. В секретном отсеке лежали предметы, наличие которых показалось бы странным даже у многопрофильного мастера, сочетающего несколько профессий. Ну, к примеру, кляп или пистолет… Насчет комбинезона Айрад не беспокоился: пока маскировочное поле не подключено, ткань не вызывает подозрений, банальный серо-зеленый брезент. Комбинезон был армейским — память о годах, проведенных на Т2, — и не раз спасал владельца от верной смерти в зохенских когтях. Сарагетский Жук обстоятельно облачился, вынул из потайного отсека две микрокамеры, нацепил спереди и сзади, подключил модуль электроники и засунул его во внутренний карман. Надвинул на голову капюшон комбинезона: неуместный и демаскирующий рыжий «ежик» никак не желает седеть, и это после тринадцати весен на зохеновой Т2. Видимо, генетика. Он взял бинокль, спрятал чемодан в кустах и включил поле. Фигура мужчины средней комплекции словно растворилась в воздухе. Бинокль поплыл по направлению к даче номер двенадцать, лишь скользящая рябь да иногда проявляющиеся детали подсказывали, что кто-то движется. И еще глаза. Глаза никогда не получалось скрыть режимом невидимости. Айрад слышал от командиров теорию, что если сделать глаза невидимыми, то и они ничего не смогут увидеть. Ну, невелика беда: в глубине капюшона их и без маскировочного поля трудно разглядеть.

К середине дня диспозиция определилась. В доме двое детей: мальчик около пяти весен и совсем маленькая девочка, это ее коляску Айрад приметил и не ошибся. Он отзвонился заказчику: не нужен ли еще и мальчик? Со скидкой, все равно полную разведку делать, прежде чем брать девочку. Заказчик отказался, еще и обругал. Дескать, из девочки через дюжину весен женщина получится, а мужчину он хоть сейчас в любом интернет-кафе найдет.

Кроме детей, тут жили отец и мать. Отец вида совсем не военного, даже если дело пойдет по худшему сценарию, справиться с ним проблемы не составит. Но худшего сценария случиться не должно: супружеская спальня на втором этаже, а детская кроватка на первом, так что пересечение с отцом девочки маловероятно. Странное расположение, но Айрад быстро понял, почему: за девочкой в основном присматривал старик, это его тахта стояла рядом с кроваткой. Совсем хорошо! Старик, судя по всему, и так подслеповат, а уж в комбинезоне его обойти — раз плюнуть.

Осталось дождаться ночи. Супруги уйдут наверх, дед заснет, тогда и наступит время действовать. Сарагетский Жук на всякий случай проверил, как открываются окна и двери, проложил маршрут отступления, учтя и ямы, и жуткую стальную конструкцию, которая даже при дневном свете чуть не заставила его охнуть и выругаться. Он аккуратно покинул территорию и, найдя укромное место, решил вздремнуть перед ночной операцией.

— Понимаете ли, господин Хэнк, ваш сын чувствует себя брошенным. Раньше он стоял у матери на первом месте… ну, может, на втором — после вас. А теперь переехал на третье… Нет, даже не так — он, считайте, вовсе лишился места в семье. Мать занята младшим, вы его только ругаете…

— А чего, хвалить его? — буркнул Хэнк, и Ильтен вздохнул: ну что за деревяха чугунная, никак его не проймешь. — За то, что посуду бьет, орет как потерпевший, не дает мелкому спать? За то, что глазки ему выковыривает? И все делает назло?

— Господин Хэнк, это обычная реакция ребенка, от которого отмахиваются. Он пытается привлечь внимание. Просто не умеет это делать цивилизованно, его же никто не учит. Ему кажется, что родители его разлюбили, и от этого ему очень больно. Он к нам в слезах прибежал, говорил, что теперь вам не нужен, потому что вы завели себе нового ребенка, и тот вам больше нравится.

— Чушь несусветная! Вот надеру ему задницу ремнем за такие глупости! Пусть ведет себя нормально, если не хочет, чтобы его ругали.

Ильтен опрокинул очередную стопку. Без допинга тут никак.

— Послушайте, господин Хэнк…

За его спиной послышались шаги. Тереза явилась. Ильтен почувствовал облегчение, хотя умом понимал: сейчас начнется скандал. Но, может, оно и к лучшему: броню Хэнка пробьет только тяжелая артиллерия.

— Довели ребенка до истерики и спокойно коньячок попиваете? — Ага, с места в карьер. — Вы отец или говно на палочке?

Дед Калле чуть не подавился коньяком. Ильтен зажмурился. Нет, Хэнк не попытался залепить Терезе оплеуху. Он настолько оторопел, что смог лишь выдавить, побагровев:

— Вы… Какого зохена вы на меня ругаетесь? Это мое и только мое дело…

— Ведите себя нормально, если не хотите, чтобы вас ругали!

Хэнк захлопнул челюсти. Он ведь минуту назад эти слова говорил. Но не про себя.

— Дени — ваш наследник. Родной человек. Ваша опора в старости, блин! Как вы можете им пренебрегать? Вам нужно им заниматься, воспитывать его — не ремнем, а своим примером и добрым словом. Нужно выстраивать отношения с ним…

— Да какие отношения? — не выдержал Хэнк. — Он всего лишь мелкий избалованный шкет. Как с ним что-то выстраивать? Никакие добрые слова не помогут, он вообще слов не слушает.