Ни тени стыда. Часть первая

— Почему?! — визжал Секретарь, пытаясь придушить названного брата. — Почему из-за твоей выходки должен пострадать я?! Мне всего двадцать четыре! Я хочу жить, урод, понимаешь, жить! А выжить после того, как убил Смотрителя, невозможно! Ни тому, кто убил, ни тому, кто его покрывал. А я буду тебя покрывать! Ты знал, убийца помешанный, что я буду тебя покрывать и всё равно сделал это! Ненавижу тебя, гад, ненавижу!

Волк на глазах слабел. Блич хотел вмешаться, но Виклор жестом попросил этого не делать. И в тот момент, когда, казалось, сейчас парень распрощается с жизнью, Секретарь резко его отпустил, дождавшись, когда Виклор восстановит дыхание, сел рядом и задал один вопрос:

— За что? Всё, что делает Смотритель, священно, ты же знаешь Кодекс Праведного лучше меня.

— Вот не хватило фантазии увидеть священное, когда он пытался стянуть штаны со спящего мальчишки.

— Почему ты сразу подумал плохое? Может... он просто помогал ему раздеться? Ну, перебрал парень.

— Ага. А дышал Бий так тяжело от его перегара. А слюну ронял из сочувствия. А засос поставил исключительно из отеческих чувств... Братец, я вначале оглушил Смотрителя. Когда он пришёл в себя, то и не думал ничего отрицать. Был уверен, что это его право. Требовал, чтоб я оставил золото за нападение, и ушёл, не мешал ему, так сказать, внедрять каторжную культуру среди юношей.

Секретарь тяжело вздохнул и закатил глаза.

— Ладно. Оставляй свои знаки, и рвём когти. Я побегу предупредить наших. К счастью, вылавливать их по городу не придётся, они сейчас все в одном кабаке, празднуют день рождения Кирка Скупщика. А ты давай сразу из города.

— Не сразу. Есть одно незаконченное дело.

Парень в очках ударил Волка в челюсть, но Волк легко перехватил удар.

— Придурок с волчьей шапкой! Только не говори, что собрался рассчитаться с Мыком напоследок.

— Что поделаешь? Я обещал ему сломать хребет, если возьмётся за старое, а Волк выполняет обещания. Встречаемся у ворот парка Совы.

Через пять минут они покинули дом, и тут Волк дёрнулся всем телом и повернул обратно.

— Э, король Придурок? Чего ты там ещё забыл? Свой портрет намалевать, чтоб уж точно не спутали, чьих рук дело? Я как бы не против, но есть проблема: ты рисовать не умеешь.

— Я... я останусь и дождусь кого-нибудь... Идите одни.

Секретарь подскочил к Виклору и схватил за плечи.

— Что с тобой, друг? Тебе нехорошо?

— Нет... просто... просто...

Виклор прислонился к стене, а потом тяжело сполз на пол. Его лицо было искажено страшной гримасой. Он словно пытался заплакать, но настолько разучился это делать, что ничего не выходило, сколько ни тужься.

— Тебе легко, ты никогда не верил в Кодекс. А я ведь, действительно, гордился, что праведный каторжанин. Смотрители были для меня, как святые. И вот теперь... Меня вдруг осенило... Пришло в голову... В общем, смысл дальше трепыхаться? Где опора, братец? Я разочаровался, Сермл... Сирмр... Тьфу! Из каких нечистых книг твой отец взял твоё чудное имя? Даже в такой момент, я не могу к тебе обратиться по-человечески, вынужден называть по кличке.

Виклор вымученно улыбнулся. Глаза его были полны горечи. Секретарь, сняв очки, устало протёр переносицу, собрался надеть обратно, но передумал, и, положив в карман, присел возле названного брата. Выдержав короткую паузу, он заговорил с неожиданными исповедальными интонациями. Словно вместе с очками снял с себя какую-то маску.

— Разочаровался он... скажет тоже. Не надо очаровываться было. Думаешь, тебе легко? Я, например полжизни, ровно полжизни, с двенадцати лет разочаровываюсь. Каждый день я читаю по книге, и в каждой нахожу недостатки, с которыми не могу мириться, а, бывает, что и вся книга дрянь. Хоть свою пиши. Месяц назад исполнилась дюжина лет, как я прочёл последнюю интересную книгу. Сейчас уже и не вспомню про что. Помню, что захватывающе. Ощущения помню. Она меня сильно изменила. В хорошем изменила плане... Там ещё парень был на обложке, разбойник, на тебя похож. Помнишь, как познакомились? Детская каталажка, ночь на Летнюю Гарвиду. Я всё мучил, а нет ли у тебя старшего брата, и не позировал ли он художникам обложек?.. А ты подумал, что я чокнутый и требовал, чтобы пересадили в другую камеру.

— Конечно помню, — ностальгическим тоном произнёс Волк. — Меня взяли за кражу хлеба, тебя за кражу книги. Я уже укладывал взросляков в камехте, ты был ещё ребёнком. И тем не менее, с тобой в камере я испытал страх. Да-да, ты напугал четырнадцатилетнего Волка. Я был уверен, что ты помешанный.