Няня [litres]

Припарковав машину у школы, я провожаю дочь до спортивной площадки. Переходя через дорогу, она спотыкается о бордюр, и я успеваю схватить ее за капюшон куртки.

– Ты в порядке?

– Устала.

– Пожалуйста, смотри себе под ноги.

Она пожимает плечами и зябко запахивает куртку. Сегодня прохладно; ветер играет волосами дочери, а я обращаю внимание на ее синие губы.

– Ты точно в состоянии идти в школу?

Она кивает и быстро прощается:

– Пока.

Пытаюсь ее поцеловать, но Руби уворачивается.

– Джо! – Одна из мамочек нашего класса догоняет меня у машины. – У нас тут собирается небольшая компашка, хотим посидеть в кафе в Мальборо. Нужен еще один человек. Не хотите присоединиться?

Она указывает на свой автомобиль, где уже заняли места две женщины, и еще одна идет со стороны школы. Aгa, мама Стэна. Мы встречаемся с ней взглядами. Я улыбаюсь, но она смотрит на меня с плохо скрытой враждебностью. Ладно, я не в том состоянии, чтобы выяснять, кто в чем виноват.

– Большое спасибо. Я бы с удовольствием, но как-нибудь в другой раз. У меня сегодня с утра назначена встреча.

Сажусь в машину. Стыдно… Надо было согласиться, а я упустила хорошую возможность наладить отношения с родительницами. Все-таки деревня у нас маленькая, и другой подходящей компании мне не найти. Их автомобиль трогается с места, и я в сердцах хлопаю по рулю. Когда же наконец моя жизнь придет в норму? Можно их догнать и сказать, что у меня изменились планы, однако я не могу собраться с духом.

Расстегиваю сумочку. Отцовский портсигар на месте, среди обычной женской дребедени. Хотела съездить в Мальборо, немного развеяться и подумать, но теперь не стану туда соваться – вдруг столкнусь с мамочками. В Лейк-Холл возвращаться тоже не с руки – там ждет Ханна. Не поеду, пока в голове все не уляжется. Матери о неприятном происшествии пока рассказывать не стану, поскольку вполне представляю ее реакцию.

Открываю портсигар и вдыхаю застарелый табачный запах. Будто вновь оказалась в объятиях отца… Так скучаю по тем драгоценным минуткам, когда он прижимал меня к себе, когда мне доставалась толика его внимания! Такое тогда было ощущение, что сердце вот-вот лопнет от счастья. Отца я обожала.

Захлопываю портсигар. Знаю, куда мне податься.

Ехать совсем недалеко. Покружив минут пять по кривым улочкам, паркую машину на маленькой стоянке у деревенской церкви, уютно устроившейся в естественной впадине на самом краю Даунсли.

Иду по дорожке между могил, крепко сжимая в кармане отцовский портсигар. Ряды захоронений расположены под небольшим уклоном в церковном дворике, на заросших лишайником могильных камнях повторяются одни и те же фамилии. Кладбище стоит на семи ветрах, и продувает его сегодня не на шутку. Наконец я укрываюсь от разбушевавшейся стихии у фамильного склепа Холтов.

Место он занимает выгодное – сразу у дорожки. Это самое величественное сооружение на местном погосте. По обеим сторонам двери установлены рифленые колонны, у входа – два ангелочка на каменных пьедесталах преклоняют колени лицом друг к другу. То ли погрузились в молитву, то ли склонились в знак уважения к поколениям Холтов. Должно быть, верно и то, и другое. На пьедесталах выбиты имена усопших предков.

До сего дня я не удосужилась побывать на могиле папы. Избегала визита на кладбище всеми силами, а теперь испытываю шок, снова и снова читая его имя. Только сейчас сознаю, что он окончательно меня покинул.

Провожу пальцем по каждой букве и рыдаю, вспоминая, сколько лет почти не общалась с отцом. Близость к нему означала бы и близость к матери, но сближения с ней мне совсем не хотелось. Не раз плакала, потому что Руби так и не увидела дедушку, оплакивала свою к нему любовь. Каждый раз, когда подумаю, как он был мне дорог, начинает колоть сердце. Никто, кроме матери, не виноват в том, что наша связь с отцом прервалась. На пьедестале рядом с его именем оставлено пустое место – для матери. Они будут лежать вместе. Как несправедливо! Я глотаю злые слезы. Все было бы иначе, будь здесь выбито ее имя, а не отца… Все было бы куда лучше.

– Джослин! Так и знал, что это вы! – Ко мне шагает викарий в развевающейся рясе. – Не хотел нарушать ваше уединение, но заметил, как вы расстроены. Могу я чем-то помочь? Или вы желаете побыть в одиночестве?

– Нет-нет, спасибо, со мной все в порядке. Я уже собиралась уходить.

Я не намерена делиться с викарием сокровенными мыслями. Ему ни к чему видеть, что я плакала. Он еще тот сплетник.

– Раз так, вы знаете, где меня найти, если потребуется.

Не намерена обмениваться с ним любезностями, хотя приличия и требуют расстаться на доброжелательной ноте. Не прощаясь, обхожу его и двигаюсь к выходу, однако викарий припускает вслед.

– Видели цветы? – спрашивает он.

Сбоку от усыпальницы установлена мраморная ваза, и в ней действительно стоят изысканные свежие лилии.

– Кто их принес?

– Полагаю, что ваша матушка.

– Отец ненавидел лилии.

– Ох, дорогая… Так или иначе, сам факт он наверняка оценил бы.