Это неожиданное и доселе не посещавшее меня воспоминание. Вроде как сдуваешь пыль с какого-то старинного предмета и лишь тогда понимаешь, что перед тобой. Сейчас я отчетливо осознаю, что думаю о том дне, когда родители устроили вечеринку, когда нас покинула Ханна. На эту мысль меня наталкивает платьице, в котором я себя помню. Голубое, что бы там ни говорила Ханна. Точно голубое, а не зеленое, однако могу ли я доверять своей памяти? Ответа нет, и все же картинка в мозгу рисуется предельно четкая.
Я гуляю в нашем саду с матерью, ее другом Рори и еще несколькими гостями. Каждый из них держит в руке бокал с коктейлем. Мать выглядит прекрасно. Я разгоряченная и потная, потому что Рори заставляет меня выполнять заученные кульбиты все быстрее и быстрее.
– Хватит! – говорит мать, когда Рори подбивает меня сделать колесо.
Как ни крути, я все же не самая умелая акробатка. Мать встает из шезлонга и опускается передо мной на колени. В руках у нее сигарета, и я захожусь кашлем от табачного дыма.
– Неприлично сверкать трусиками перед гостями, – сердито шепчет она. – Прекрати устраивать из себя посмешище!
– Не будь такой занудой, Джинни! – кричит Рори. – Давай, малышка, покрути колесо. Пожалуйста! Или сделай сальто!
Мать качает головой, но во мне просыпается дух неповиновения. Делаю колесо, наслаждаясь вниманием Рори. Отскакиваю в сторону от матери и показываю все, на что способна.
– Джослин! – с угрозой в голосе окликает меня она.
– Шикарно! Еще, еще, пожалуйста! – аплодирует Рори.
Я совершаю новый кульбит, а потом еще один. Мне жарко, колесо получается все хуже, однако остановиться я не в состоянии. Пусть видят, сколько раз я могу его сделать! После пятого или шестого совсем выдыхаюсь. Смотрю на зрителей, но они уже отвлеклись. Даже Рори глядит в другую сторону. Громко настаиваю, чтобы он вновь обратил на меня внимание. Выходит грубо, а мне все равно.
– Джослин! – поворачивается ко мне мать. – Прекрати кричать! Немедленно домой!
Я совершаю разбег и делаю еще три колеса прямо перед матерью и Рори. На последнем кульбите нога едет, и я шлепаюсь в сырую траву, а там, на краю клумбы, лежит огромная куча собачьих какашек. Мать, помогая мне подняться, ее сперва не замечает. Затем морщит нос и застывает на месте. Поздно… Ее желто-оранжевое платье и свисающие с шеи красивые бусы перепачканы собачьим калом.
Рори смеется, запрокинув голову. Я понимаю, насколько расстроена мать – как-никак любимое платье, – однако она тоже улыбается и заявляет:
– Ну что ж, в любом случае я колебалась между этим нарядом и клетчатым платьем от Гальяно, так что теперь проблема решилась: я буду на вечеринке сначала в одном, потом в другом.
– Бог ты мой! – кричит один из гостей. – Я лопну от зависти! Как к тебе попала эта карта? Вечно ты меня опережаешь на шаг…
– Вперед, Джослин. Пора домой, – подталкивает меня мать.
В холле она хватает меня за руку и сильно шлепает по ягодицам: раз, другой, третий… Каждый шлепок все сильнее. Я визжу от боли, боюсь, что на этом мать не остановится, и тут в холле появляется Ханна. Мать замирает с поднятой рукой.
– Что здесь происходит? – спрашивает няня, и мать толкает меня в ее объятия.
– Где ты была, черт возьми?
– Лорд Холт попросил меня помочь ему кое-что найти.
– Неужели он не в состоянии поторопиться? Я не могу справиться с Джослин! Сделай так, чтобы подобное больше не повторялось!
Мои ягодицы еще горят, но следы порки сойдут быстро. А вот на руке, в которую вцепилась мать, краснеет ряд кровоподтеков.
Я растревожена воспоминаниями, взволнована синяками дочери. А еще больше меня беспокоит вопрос: почему я раньше не помнила эту ужасную сцену?
Вирджиния
У Джослин сегодня выходной. Говорит, что не готова встретиться с Фавершемом, пока все не осмыслит. Я исполнена решимости поговорить с ней еще раз. Мучаюсь от своего бессилия. Все утро провожу в тревожном ожидании, потому что дочь, забросив Руби в школу, домой не торопится. Похоже, мы дошли до предела: общаемся только из вежливости. На звонки Джослин не отвечает.
Ближе к полудню выхожу на прогулку, и Боудикка составляет мне компанию. Ага, Джослин сегодня взяла «лендровер». Необычно… Мое сердце на секунду сбивается с ритма. Вдруг Ханна и вправду перерезала какой-нибудь шланг и моя дочь улетела на обочину? А ведь инсценировка несчастного случая задумана под меня… Дохожу до конца подъездной дорожки. Вдали – ни одной машины, лишь пыхтит чей-то трактор. Возвращаюсь к дому и делаю несколько кругов между хозяйственных построек.
Иду вдоль забора. Мысленно называю его «стеной Руби» – она с удовольствием на него залазит. Веду по стене кончиками пальцев, ощущая неровности камня, на которые внучка ставит ногу, чтобы взлететь на самый верх. А вот и выступ, с которого Руби любит спрыгивать вниз.
Расположен он на высоте около пяти футов, и его сразу видно: широкий, прочный золотистый камень, вмурованный в стену еще при ее постройке. Своеобразная, твердая как скала ступенька.