— Эй, только не говори, что не узнала, — моя собеседница заразительно смеется, — мы с тобой такие приключения вдвоем пережили! Или уже забыла, как мы на первую пересдач по био очередь отстаивали и Ди впихивали в кабинет?!
— Софка? — я ахаю и смеюсь, потому что общаясь с Софой не смеяться нельзя.
— Она самая, — Софа подтверждает охотно, — богатой не буду.
— Еще бы, — я не менее охотно соглашаюсь, и настроение поднимается само.
Софка-София — столица родная, пел Вано.
Встречался с Софкой, и она — одна на миллион, неподражаемая и единственная, кто бросил Вано первой. С остальными красавицами Ванечка расставался и расстается всегда сам.
— Ты… ты чего звонишь? — я выдыхаю радостно и… растеряно.
Настораживаюсь, ибо с Софкой, как правило, мы общаемся только на многочисленных и разнообразных пересдачах.
И общаемся по учебе, мы не дружим и звонить в первом часу ночи мне у нее привычки нет.
— Слушай, мать, — Софка вздыхает, и в ее голосе появляется некое подобие серьезности и обеспокоенности, — мы в Зажигалке сегодня тусим, и я сейчас вашего Эль встретила. Он, что называется, в драбадан. И настроение у него… такое, уже сцепился с местными, и посматривают на него они не лучшим образом. Вы б забрали его, пока чего не случилось, а?
Софка просит и возмущенно жалуется:
— Я ему предлагала такси вызывать и вообще, но меня послали по далекой матери. Он явно уходить не собирается, сейчас очередной заказ делает, придурок. Я второму придурку вашему звонила, но у него абонент не абонент.
— Вано еще не прилетел, телефон отключен, — я отвечаю на автопилоте.
И пытаюсь сообразить.
Эль в Зажигалке, и эта фраза мне уже не нравится. Эль в гордом одиночестве надирается и задирается в сомнительном клубе с дурной репутацией и контингентом, который с завидным постоянством оказывается в ближайшей к заведению семерки с ножевыми на операционном столе в лучшем случае и в морге в худшем, и это предложение вызывает у меня ужас.
Что ты творишь, приудрок?!
— Номера остальных же я не знаю, поэтому прости пришлось звонить тебе, — извиняющийся голос Софы доносится из далека.
— Нет, спасибо, что позвонила, — я отвечаю непослушными губами.
Прощаюсь, и набираю Ромку.
Но он тоже не абонент, и после десятого гудка я вспоминаю, что еще с утра они с Милой уехали в деревню к Ба, прихватив Дэна и Варю.
Черт!
Димки в городе тоже уже нет, и… все, кому еще звонить я не знаю.
Список, кому можно трезвонить посреди ночи и озадачивать, у меня исчерпан. Если только… я вылетаю из ванны и в кабинет врываюсь без стука.
— Можешь со мной съездить в клуб и забрать Эля? — я тарабаню на одном дыхании, выдыхаю и прошу. — Пожалуйста, Лёнь…
Одной соваться в клуб небезопасно, ты же знаешь и не будь гадом.
Такси туда и обратно, я оплачу и Эльвина сама уговорю.
Я не могу его бросить, зная где он и в каком состоянии.
— Кого забрать, Даня? — Лёнька удивленно вскидывает брови, поддается ко мне.
— Эля, он в Зажигалке и у него проблемы, — я повторяю неуверенно.
И он может не отвечать, его ответ — в его глазах.
— Прости, — Лёня корчит печальную мину, разводит показательно руками, — но ему ничем помочь не могу. И, знаешь, что бы с ним не случилось, это будет… справедливо. Он давно нарывался, заслужил.
Смотрю внимательно, и второй раз за день Леонид Аркадьевич бьет наотмашь, не прикасаясь.
Талантливо.
— Да пошел ты… — выдыхаю злобно.
И дверью долблю.
Она отскакивает, и флегматичный голос Лёньки летит в спину слишком отчетливо:
— Ну и куда ты побежала, дура больная?!
Глава 31
Не далеко.
Лёнька догоняет меня во дворе, дергает на себя, и с разворота удар получается смазанным.
Несильным, но Лёня пошатывается и, зажимая рукой нос, сгибается пополам.
— Ты… ты… — он стонет.
А я трясу рукой, сжимаю пальцы и морщусь.
Бить тоже больно, но эта боль отрезвляет, заставляет выдохнуть:
— Извини.
— Нет, ну точно больная, — Лёнька выпрямляется и, запрокинув голову, хлюпает от смеха, — а я еще решил с тобой поехать, вдруг помощь… понадобится…
— Покажи, — я подхожу и его руки от носа отнимаю, — голову не запрокидывай, хуже будет.
— Сама калечишь, сама лечишь, — с непонятным удовольствием протягивает он.
— Ты идиот, — я печально вздыхаю и сухие салфетки в рюкзаке отыскиваю. — Трубочкой в ноздри, и будешь саблезубой кошкой.
— Вот скажи, почему в клубе надирается и ищет неприятности ваш Эльвин, а идиот все равно я?! — Лёнька, старательно скручивая и вставляя самодельные тампоны, обиженно бубнит.
Смотрит с претензией.
И я, разглядывая его, делюсь информацией:
— Такси ждет за воротами, я успела позвонить Женьке. Идиотом обозвала тебя она.
Добавила, как единственная культурная девочка в группе, что Лёня — редкостная козлятина. И прошипела разъяренной кошкой, что у меня хотя бы хватило мозгов ей позвонить.
Хватило.
Женевьева жила по пути к клубу, была в сети, и ехать в гордом одиночестве спасать лучшего друга Эльвина у меня не хватило смелости.
И маразма, как опять вставила Женька, когда я обрисовывала ситуацию и лифт с двадцать третьего на первый полз преступно медленно.