Нянька. Меня воспитывал серийный убийца

Через десять лет после того мучительного обеда у меня начались кошмары. Во сне я возвращалась в детство, в летние месяцы, проведенные в Провинстауне. Я вспоминала своего друга Тони. Только тогда я осознала истинную глубину своей раны. Мама не просто прибегала к насилию и пренебрегала нами. Она была настолько поглощена собой, что совершенно спокойно доверяла своих детей заботе психопата.

С самого начала работы над этой книгой, мне постоянно задавали один вопрос: «Почему он вас не убил?» Почему он не убил маленькую девочку, которой покупал мороженое и много раз привозил в лес Труро, где убил, изнасиловал, расчленил и закопал трупы других девушек? Единственный ответ, который приходит мне в голову, это мой возраст. Мне кажется, что Тони растил из меня свою «цыпочку». Я должна была пополнить его гарем юных девушек со сложным характером – я идеально подходила под такое определение. К счастью, к моменту его ареста мне едва исполнилось десять – я была слишком юна, чтобы возбуждать его сексуально.

А может быть, мне просто повезло. Когда я рассказала историю своей дружбы с Тони последнему оставшемуся в живых члену команды обвинения, судье Арманду Фернандесу, он сразу же сказал: «Вам повезло!». Так что, возможно, дело было и не в возрасте.

Когда мама совершенно спокойно сказала: «Да, помню… он оказался серийным убийцей», я снова вспомнила свое летнее общение с Тони и решила все узнать о нем и его преступлениях. С самого начала я думала о своих кошмарах, связанных с насилием. Может быть, я в детстве стала свидетелем чего-то ужасного в лесу Труро? Может быть, я, как Патриция Уолш и Мэри Энн Высоцки, наткнулась на одну из жутких могил Тони, увидела нечто такое, чего мой разум в восемь-девять лет не был способен понять, но что сохранилось в моем подсознании и всплыло во взрослой жизни?

Самым печальным стало то, что годы исследований заставили меня вновь пережить свое печальное детство, полное насилия от рук собственной матери. Как-то раз я обедала с подругой детства, Гейл Беккер, и мы вспоминали «Королевский кучер», лето в Провинстауне и наших матерей. Неожиданно Гейл замолчала, низко опустив голову. Когда она подняла голову, по ее щекам струились слезы.

– Что с тобой? – спросила я.

– Не знаю, – голос Гейл дрогнул. – Просто я никогда не чувствовала, что тебя кто-то любит.

– Потому что таких людей и не было.

Произнеся эти слова, я осознала их в полной мере. В те дни Гейл была совсем маленькой, но даже она это чувствовала.

Я всегда буду бороться с матерью и тем гневом, который унаследовала от нее. Но этот процесс обнажил мою жизнь и вскрыл все мои раны. И вот самая глубокая из них: я всегда чувствовала, что со мной что-то не так, что в глубине моей души таится что-то темное и грязное. Что-то такое, чего невозможно исправить и что невозможно любить. Я верила в это. В детстве я сильнее боялась собственную мать, чем убийцу-психопата. Когда же я сама стала матерью и сумела преодолеть страх, я смогла положить конец многолетнему физическому насилию. Все кончилось на мне.

Процесс написания этой книги был непростым. Я часто встречалась с матерью, записывала ее воспоминания о людях и событиях. Ей уже за восемьдесят, и время залечило многие наши раны. Не все, но многие. Как-то раз мы говорили о конце шестидесятых годов, о том, что это было страшное время для взросления. Еще никто не говорил о сексуальном насилии в католической церкви, страна переживала ужас войны в Юго-Восточной Азии, свободный секс был общим местом – ведь противозачаточные средства и разнообразные наркотики стали легкодоступными. Тони арестовали в 1969 году. На этот момент в стране насчитывалось несколько тысяч исчезнувших девушек и женщин, и полиция практически ничего не делала для их розыска. В идеальном шторме хаоса и невнимания детям приходилось самим заботиться о себе. Нам с Луизой точно.

Мама ни о чем не сожалеет – по крайней мере, так она говорит.

– Такой была тогдашняя жизнь, – сказала она со смешком, вспомнив золотые деньки на Кейп-Коде. – Черт, мне тогда отлично жилось. Но теперь я вспоминаю, что у меня было двое маленьких детей. Сама не представляю, кто за вами присматривал…

И действительно – кто?

Эпилог